— В-вы Каганова? — сглотнул слюну Павел.
— Да, — кивнула она. — Чем обязана?
— Я от товарища Козельского, за документами.
— Новый сотрудник? Что-то вас раньше не встречала, — гибко встав, прошла к сейфу.
— Ага, — покраснел Павел. — Работаю в управлении третий месяц.
— Ясно, — извлекла папку с грифом «сов. секретно», — распишитесь.
Он расписался в журнале получения и, пробормотав: «Спасибо», вышел.
Двинулся по коридору в другую сторону, а потом остановился, поняв, что влюбился. Именно о такой девушке мечтал, хотя других не знал, было не до этого.
Когда доставил папку начальнику, тот спросил:
— Вы какой-то не такой. Что-то случилось?
— Нет, всё нормально. Разрешите идти?
— Да, пожалуйста.
Несколько дней он ходил под впечатлением от встречи, а в конце недели она состоялась вновь. Павла вызвал к себе Козельский и попросил вернуть в СПО полученные документы. Тот с замирающим сердцем понёс — девушка была на месте. Она стояла на стуле у окна, пытаясь отворить створки, на подоконнике рядом находилась банка с клейстером, лежала кисть и длинные полосы бумаги.
— О! Это снова вы? — девушка ловко спрыгнула вниз.
— Вот, принёс папку, — смущенно бормотнул Павел.
Она сделала отметку в журнале, а потом кивнула на окно:
— Не поможете открыть? Хочу заклеить на зиму.
— Конечно, помогу, — шагнул вперёд и с хряском открыл обе половины.
— Спасибо, — улыбнулась, — а то дёргаю, дёргаю, не получается.
— А давайте помогу заклеить? — решился парень. — Я умею.
— С удовольствием.
Через полчаса работа была выполнена, а когда Павел собирался уходить, девушка предложила выпить чаю. Вскоре оба прихлебывали из чашек заваренный на липовом цвете кипяток, куда она опустила по кусочку сахара. Познакомились ближе.
Как выяснилось Эмма, так её звали, была на два года старше Павла и родом из Гомеля. Там с золотой медалью закончила гимназию и работала в губернской организации большевиков. Затем переехала в Одессу, поступив на службу в ГПУ. Зная языки, занималась оперативной работой в среде немецких колонистов и румын, год назад была с повышением переведена в республиканский аппарат, где, являясь старшим уполномоченным, руководила агентурной сетью осведомителей из числа творческой интеллигенции.
— А что вы делаете в это воскресенье? — набравшись храбрости, тихо спросил Павел.
— С утра занимаюсь на курсах главполитпросвета[48], — сказала Эмма, — а после домашними делами.
— Может, где-нибудь погуляем?
— А почему нет? — порозовела щеками. Договорились о встрече в двенадцать в выходной день.
В этот день с самого утра Павел тщательно готовился к свиданию. Отутюжил в бытовке бриджи, потом гимнастерку, подшив свежий подворотничок, до блеска надраил сапоги. А поскольку свидание было первым, спросил у соседа по комнате Гордиенко (он был на несколько лет старше), стоит ли купить девушке цветы?
Тот наморщил лоб, подумал и изрёк:
— Ни в коем разе. Это буржуазная отрыжка.
— А что же тогда?
— Лучше угости её мороженым, а потом куда-нибудь своди. Например, в синематограф или цирк. Это лучшие из искусств, как учит товарищ Ленин.
— Точно! — хлопнул Судоплатов Гордиенку по плечу. — Как я сам не догадался?
За пятнадцать минут до указанного времени он стоял у исторического музея, где была назначена встреча. День был солнечным и погожим, по площади гуляла публика, из сквера поблизости доносились звуки оркестра.
— А вот и я, — раздалось сзади. Павел обернулся, перед ним стояла Эмма. До этого Павел видел девушку только в форме, в гражданской одежде она выглядела ещё более привлекательной.
— Ну, куда пойдем? — спросила, помахивая дамской сумочкой.
— Для начала хочу угостить тебя мороженым, — предложил Павел.
Тележка мороженщицы виднелась перед входом в сквер, в ней среди битого льда стояло несколько бидонов с розовым, зеленым и кофейным лакомством.
— Какое возьмем? — спросил Павел. Девушка назвала, заказал два.
Продавщица в белом фартуке намазала мороженое на формочку, зажала в две круглых вафельки и протянула Эмме, а потом ему. Расплатился, прошли к скамейке на аллее, присели. Мороженое Павел пробовал впервые, очень понравилось. Когда съели, предложил девушке еще, та отказалась.
— Ну, тогда давай сходим в синематограф или цирк.
— Люблю кино, — тут же согласилась девушка, — давай.
Встав, прошли к остановке, сели на подошедший трамвай и вышли на Екатеринославской у кинотеатра имени Карла Маркса, в который пару лет назад переименовали электробиограф братьев Ломмер[49]. На тумбе рядом красовалась афиша «Броненосец Потемкин», на которой был изображен революционный матрос. Потолкавшись в кассе, взяли два билета и скоро сидели в полном зрителей зале, где стрекотал кинопроектор, а на немом экране разворачивалась драма.
49
В начале века кинотеатры назывались «биографами», «электробиографами», «синематографами», «электро-театрами» либо просто «театрами с живыми картинками»