Павел тут же отправился в Кремль, чтобы передать документ в секретариат правительства, а оттуда в Гохран в сопровождении двух ревизоров, один из которых, Берензон, был главным бухгалтером ВЧК-НКВД ещё с 1918 года. До революции он занимал аналогичную должность в Российской страховой компании, помещение которой занял Дзержинский.
Комиссия работала в Гохране в течение двух недель, проверяя всю имевшуюся там документацию. Никаких следов недостачи обнаружено не было. Ни золото, ни драгоценности в 1936–1938 годах для оперативных целей резидентами НКВД в Испании и во Франции не использовались. Именно тогда Судоплатов узнал, что документ о передаче золота подписали премьер-министр Испанской республики Франциско Ларго Кабальеро и заместитель народного комиссара по иностранным делам Крестинский, расстрелянный позже как враг народа вместе с Бухариным после показательного процесса в 1938 году. Золото вывезли из Испании на советском грузовом судне, доставившем сокровища из Картахены, испанской военно-морской базы, в Одессу, а затем поместили в подвалы Госбанка. В то время его общая стоимость оценивалась в 518 миллионов долларов. Другие ценности, предназначавшиеся для оперативных нужд испанского правительства республиканцев с целью финансирования тайных операций, были нелегально вывезены из Испании во Францию, а оттуда доставлены в Москву — в качестве дипломатического груза.
Испанское золото в значительной мере покрыло расходы СССР на военную и материальную помощь республиканцам в их войне с Франко и его союзниками, Гитлером и Муссолини, а также для поддержки испанской эмиграции. Эти средства пригодились и для финансирования разведывательных операций накануне войны в Западной Европе.
Между тем атмосфера на Лубянке была пронизана страхом, в ней чувствовалось что-то зловещее. Шпигельглаз с каждым днем становился всё мрачнее, он оставил привычку проводить воскресные дни с Судоплатовыми и другими друзьями по службе.
В сентябре секретарь Ежова застрелился в лодке, катаясь по Москве-реке. Это для всех явилось полной неожиданностью. А затем появилось озадачившее всех распоряжение, гласившее, что ордера на арест без подписи Берии, первого заместителя наркома, недействительны. Нервозная обстановка в аппарате росла, сотрудники уклонялись от любых разговоров, в НКВД работала специальная проверочная комиссия из ЦК.
Накануне октябрьских праздников, в четыре часа утра Павла разбудил настойчивый телефонный звонок. На проводе был Козлов, начальник секретариата Иностранного отдела. Голос звучал официально, но в нем угадывалось необычайное волнение.
— Павел Анатольевич, вас срочно вызывает к себе первый заместитель начальника Управления госбезопасности товарищ Меркулов. Машина уже ждёт. Приезжайте как можно скорее. Только что арестованы Шпигельглаз и Пассов.
Эмма, охнув, закрыло лицо руками. Павел решил, что настала и его очередь.
— Ничего, родная, думаю, всё обойдется, — быстро оделся и прошёл в другую комнату. Там достал из ящика стола браунинг, сунул в карман, вернулся к стоявшей в прихожей жене и отпер дверь.
— Запрись и без меня никому не открывай, — поцеловал в щёку. Сняв с вешалки шляпу с плащом, вышел на лестничную клетку. У подъезда отсвечивала черным лаком «эмка», внутри — два незнакомых офицерах в синих фуражках.
— Трогай, — сказал старший сидевшему за рулём, когда Судоплатов опустился на заднее сидение. Автомобиль выехал со двора, в голове мелькнула мысль: «Может, перестрелять их и скрыться? Но как Эмма, как родня? Тогда их точно арестуют». Отбросил, будь что будет.
На Лубянке встретил Козлов, сопроводил в кабинет Меркулова. Тот приветствовал Судоплатова в своей обычной вежливой манере и предложил пройти к Берии. Нервы были напряжены до предела. Представил, как будут допрашивать о связях с Шпигельглазом.
Однако никакого допроса Берия учинять мне не стал. Вместо этого, холодно блестя стеклами пенсне, объявил, что Пассов и Шпигельглаз арестованы за обман партии и Судоплатову надлежит немедленно приступить к исполнению обязанностей начальника Иностранного отдела. По всем наиболее срочным вопросам докладывать непосредственно ему.
— Вас понял, — бесцветно ответил Судоплатов. — Но кабинет Пассова опечатан, и войти туда я не могу.
— Снимите печати немедленно, а на будущее запомните: не морочьте мне голову подобной ерундой! Вы не школьник, чтобы задавать детские вопросы!
Через десять минут Павел разбирал документы в сейфе Пассова. Некоторые были просто поразительны. Например, справка на Хейфеца, тогдашнего резидента в Италии. В ней говорилось о его связях с элементами, симпатизирующими идеологическим уклонам в Коминтерне, где тот одно время работал. Указывалось также на подозрительный характер его контактов с бывшими выпускниками Политехнического института в Йене (Германия) в 1926 году. Запомнилась резолюция Ежова на ней: «Отозвать в Москву. Арестовать немедленно».