И тут произошло неожиданное.
Собрание, на котором должны были утвердить его исключение, отложили. Был арестован отстраненный от службы Ежов.
Наступил март, с крыш закапала капель, и в один из таких дней Павла вызвали в кабинет Берии.
— Присаживайтесь, — кивнул нарком на стул, пару минут помолчал, а затем укоризненно покачал головой: — Нехорошо.
— Что именно? — поинтересовался Судоплатов.
— Вы бездельничаете последние два месяца, — Берия повертел большими пальцами сцепленных ладоней, — нехорошо.
— Исполняю приказ товарища Деканозова, — пожал плечами Судоплатов.
Нарком никак не отреагировал на это и приказал сопровождать на важную, по его словам, встречу. Павел полагал, что речь идет о встрече на конспиративной квартире с одним из агентов, которых нарком лично курировал. В сентябре прошлого года он дважды сопровождал Берию на подобные мероприятия.
Одевшись, спустились лифтом вниз, на выходе козырнула охрана, сели в уже стоявший у главного подъезда вороненый наркомовский «паккард»[80]. «Что-то здесь не то», — подумал Павел, на встречу с агентурой обычно ездили на «эмках», в том числе и Берия, но лишних вопросах задавать не стал.
Между тем, негромко урча мотором, лимузин миновал Старую площадь и Ильинку и въехал в ворота Спасской башни Кремля. Остановился в тупике возле Ивановской площади. Здесь Павел с волнением понял — они приехали на встречу с вождем.
Вход в здание Кремля, где работало высшее руководство, был знаком по прошлым встречам. Миновав вытянувшуюся охрану, оба поднялись по лестнице на второй этаж и пошли по алой ковровой дорожке длинного безлюдного коридора, мимо кабинетов с высокими, похожими на музейные дверьми. Нарком открыл одну из них, они вошли в приёмную столь внушительных размеров, что стоявшие внутри три письменных стола с телефонами выглядели совсем крошечными. Там находилось трое: двое в кителях того же покроя, что носил Сталин, и один в военной форме.
Берию приветствовал невысокий, коренастый с виду человек в зеленом кителе, голос которого звучал тихо и бесстрастно. Уже позже Павел узнал, то был Поскребышев — начальник секретариата Сталина. Ему показалось необычным отсутствие внешних проявлений каких-либо эмоций. И действительно, таков был неписаный и раз и навсегда утвержденный порядок в этом здании.
Поскребышев сопроводил обоих в кабинет вождя, бесшумно закрыв за ними дверь.
В этот момент Павел испытывал те же чувства, что и в прежние встречи со Сталиным: волнение, смешанное с напряженным ожиданием и охватывающим восторгом. Казалось, биение его сердца могут услышать окружающие.
При их появлении Сталин поднялся из-за стола, неспешно прошёл навстречу, встал посередине кабинета. Обменялись рукопожатиями. Далее вождь жестом пригласил сесть за второй стол, длинный и покрытый зеленым сукном. Всё в кабинете выглядело таким же, как и при первой встрече. Но сам хозяин казался другим: внимательным, спокойным и сосредоточенным. Слушая собеседника, он словно обдумывал каждое сказанное ему слово, похоже, имевшее для него особое значение. И собеседнику вождя просто не могло прийти в голову, что этот человек мог быть неискренним.
Было ли так на самом деле, Павел не знал, но Берию Сталин выслушал с большим вниманием.
— Товарищ Сталин, — обратился к вождю нарком, — по указанию партии мы разоблачили бывшее руководство закордонной разведки НКВД и сорвали их вероломную попытку обмануть правительство. Теперь же вносим предложение назначить товарища Судоплатова заместителем начальника разведки НКВД с тем, чтобы помочь молодым партийным кадрам, мобилизованным на работу в органах, справиться с выполнением правительственных заданий.
Вождь нахмурился. В руке он держал трубку, не раскуривая ее. Затем, чиркнув спичкой, подвинул к себе пепельницу.
Ни словом не обмолвившись о назначении Судоплатова, Сталин попросил Берию вкратце рассказать о главных направлениях разведывательных операций за рубежом. Пока Берия говорил, Иосиф Виссарионович встал из-за стола и начал мерить шагами кабинет, двигаясь медленно и неслышно в своих мягких кавказских сапогах. Однако внимание не ослабил. Наоборот, стал более сосредоточен. Его замечания отличались некоторой жесткостью, которую он и не думал скрывать. Подобная резкость по отношению к приглашенным на приём, была, пожалуй, самой типичной чертой в поведении Сталина, составляя неотъемлемую часть его личности — такую же, как оспины на лице, придававшие ему суровый вид.