За годы репрессий и показательных процессов Судоплатов знал, какими методами добивались признаний и лжесвидетельств, определив для себя главное: хотя твоя судьба и предопределена, единственный способ сохранить человеческое достоинство и своё имя чистым — отрицать приписываемые тебе преступления, пока хватит сил.
Вместе с тем понимал, что, спасая себя и свою семью, он не должен проявлять скептицизма по поводу существования заговора Берии. Именно поэтому заявил, что готов сообщить обо всех известных ему фактах, одновременно настаивая, что о заговоре и ликвидации неугодных ничего не знал.
Это была его последняя встреча с Генеральным прокурором. Через день допросы возобновились, но теперь их вёл Цареградский, предъявивший Судоплатову официальное обвинение в заговоре с участием Стаменова с целью заключения тайного сепаратного мира с Гитлером, а также создании особой группы при наркоме внутренних дел для совершения по приказам Берии тайных убийств враждебно настроенных к нему лиц и руководителей партии и правительства в сговоре с «сионистом» Майрановским, бывшим начальником «Лаборатории-Х», для совершения этих убийств с применением специальных ядов, которые нельзя обнаружить. По его словам, Судоплатов использовал Майрановского, которого арестовали раньше, как доверенное лицо для убийства врагов Берии на явочных конспиративных квартирах и дачах НКВД-МГБ.
К этим обвинениям следователь по особо важным делам добавил ещё участие в заговоре с целью захвата власти в стране и сокрытие от правительства информации о предательских действиях югославской «клики Тито» в 1947 и 1948 годах.
На допросах Павла не били, но лишали сна. Следователи из бригады Цареградского — молодые офицеры, сменявшие друг друга, до пяти утра без конца повторяли один и тот же вопрос: «Признаёте ли вы своё участие в предательских планах и действиях Берии?»
Примерно через полтора месяца стало ясно — признание вовсе не важно для Цареградского. Его просто подведут под формальное завершение дела и расстреляют как не разоружившегося врага партии и правительства, упорно отрицающего свою вину. Однако Судоплатов понял, что некоторые арестованные, например, Богдан Кобулов, пытаются тянуть время. Старший группы показал ему выдержки из протокола допроса бывшего замминистра: Кобулов не давал показаний о шпионаже, операциях с иностранными агентами, а вместо этого говорил, что аппарат Судоплатова «был засорен» подозрительными личностями. Опытный следователь, Кобулов старался создать впечатление, будто он сотрудничает с прокуратурой и может быть полезен ей в будущем.
Для Павла подобный вариант был неприемлем. Он понимал, что входит в список лиц и чинов МВД, подлежащих уничтожению. Обвинения против него основывались на фактах, которые правительство страны рассматривало не в их истинном свете, а как повод, чтобы избавиться от нежелательного свидетеля.
Пока шли допросы, Павел сидел в одиночной камере. Ему не устраивали очных ставок со свидетелями или так называемыми сообщниками, но было чувство, что совсем рядом находятся другие ключевые фигуры по этому делу. Например, он узнал походку Меркулова, когда того вели на допрос по коридору мимо камеры. Павел знал, что Меркулов был близок к Берии на Кавказе и позже в Москве, но в течение последних восьми лет не работал с ним, поскольку был снят с поста министра госбезопасности ещё в 1946 году.
И Судоплатов понял, что Руденко получил указание оформить ликвидацию людей, которые входили в окружение Берии даже в прошлом.
Оценив все «за» и «против», он решил действовать на данном этапе следствия в духе советов, которые в своё время давал его предшественник и наставник Шпигельглаз своим нелегалам, пойманным с поличным и не имевшим возможности отрицать свою вину: сначала надо всё меньше отвечать на вопросы, затем перестать есть, без объявления голодовки каждый день выбрасывать часть еды в парашу. Гарантировано, через две-три недели начинается состояние прострации, затем полный отказ от пищи. Пройдет ещё какое-то время, прежде чем появится тюремный врач и поставит диагноз — истощение; потом госпитализация — и принудительное кормление.
Судоплатов знал, что Шлигельглаза «сломали» в Лефортовской тюрьме. Он выдержал эту игру только два месяца.
Для Павла был примером Камо (Тер-Петросян), возглавлявший подпольную боевую группу, по приказу Ленина захватившую деньги в Тбилисском банке в 1907 году и переправившую их в Европу. Там Камо был схвачен немецкой полицией, когда его люди пытались обменять похищенное.