— Чего? — не понял Пашка.
— Ну, в смысле, тыришь по карманам, — ухмыльнулся конопатый.
— Не, — Пашка повертел головой в кубанке.
В это время неподалеку появился наряд солдат с повязками на рукавах, конопатый пацан заорал: «Атас!», одновременно одна из торговок завизжала: «Рятуйте, обокрали!»
От неё, мелькая в толпе, улепётывали два оборванца, стоявший на стрёме конопатый припустил в другую сторону.
— Вон, вон их главный! — ткнула баба в Пашку пальцем, он не стал дожидаться, когда схватят и метнулся за конопатым.
Тот ловко уворачивался от зевак, ныряя под прилавки и возы, а потом сиганул в узкий проход в стене. Пашка за ним. Остановились в каком-то глухом дворе-колодце, отдышались.
— Нехило бегаешь, — цыкнул слюной на землю конопатый и протянул руку, — будем знакомы. Шкет.
— Выходит, ты воришка? — хмыкнул Пашка, пожав грязную узкую ладонь.
— А что тут такого? — пожал худенькими плечами Шкет. — Жить ведь как-то надо.
— Ну и где ты живешь?
— Тут рядом, на Молдаванке, — шмыгнул носом Шкет. — А тебе зачем?
— Понимаешь, я не местный, желательно где-нибудь на время приютиться.
— Чего проще, — рассмеялся новый знакомый. — Хиляй за мной.
Они вышли на улицу, которую Шкет назвал Молдаванкой, и углубились в мешанину домов. Все они были разные, в один-два этажа, некоторые с выносными балконами, по пути встречались небольшие магазины и лавки. Покружив с полчаса, вышли на заросший бурьяном пустырь и направились к полуразрушенному сараю.
Через дырявую крышу туда проникал дневной свет, в задней, из песчаника стене темнел широкий проем.
— Пришли, — обернулся Шкет и нырнул туда, Пашка следом.
Внутри оказалась полого уходящая во мрак галерея, высотой аршина три, запахло подвалом.
— Давай руку, — сказал новый знакомый, пошли в сгустившейся темноте. Затем куда-то свернули, вдали неясно забрезжило.
— Ну, вот мы и дома, — отпустил ладонь Шкет. — Как тебе фатера?
В свете дымившего в расщелине факела открылся вырубленный в камне просторный грот с высоким закопченным потолком и со стенами в прожилках кварца.
— Так, щас разведем огонь и будем ждать пацанов, — остановился у каменного очага в центре конопатый.
Через несколько минут в гроте потрескивал костер, разожжённый из сваленной сбоку охапки дров. Огонь лучше высветил помещение. Оно было квадратным, с гладким полом и подобием нар у стен. Между заваленными тряпьем нарами лежал плоский обломок ракушечника, на котором стояли закопченный медный чайник и несколько жестяных кружек.
— Да, интересное место, — Пашка, оглядевшись, присел на ящик у костра.
— А то, — рассмеялся Шкет, подняв на него глаза. — Это тебе не хухры-мухры. Одесские катакомбы.
— Что ещё за катакомбы?
— Ну, типа место, где раньше ломали камень, из которого строили дома. Из него сделан весь наш город.
— Вон оно что, понятно.
— Эти самые катакомбы везде, под всей Одессой, и тянутся на тыщу вёрст, — Шкет подбросил в огонь обломок доски.
— Иди ты!
— Век воли не видать, — конопатый щелкнул по зубам ногтем и прислушался. — Не иначе наши идут, щас будем шамать.
Издалека послышались шарканье и смех, донеслись звуки песни:
Затем из темного проема появилась группа оборванных мальчишек, и кто-то закричал:
— О! Шкет уже на месте!
При виде незнакомца все замолчали, а самый рослый, передав соседу газетный сверток, подошел к нему:
— Ты хто такой?
— Он, Марко, хочет определиться к нам на постой, — поднялся Шкет на ноги.
— На постой говоришь? — недобро ухмыльнулся. — А чем будешь платить?
По виду он выглядел лет на пятнадцать, с большими выпуклыми глазами и шапкой курчавых волос.
— У меня ничего нету, хлопцы, — тоже встал Пашка.
— А это? — кивнул курчавый на кожушок.
— Грубой[17] клифт, — поцокал языком второй, в драном морском бушлате.
— А ну снимай! — схватил Марко Пашку за воротник.
В тот же момент тот уцепил его руками за запястье и, вывернув наружу, швырнул в угол.
— Ах, ты ж, сука, — прошипел Марко, вскочив на ноги, в руке блеснула финка.
Пашка отпрыгнул назад, вырвав из кармана браунинг:
— Брось, а то убью!
— Ладно, проехали, — Марко спрятал нож. — Убери пушку.
Остальные стояли, открыв рты.
— Считай, ты у нас живешь, — протянул руку Марко. Пашка пожал жесткую ладонь. Вскоре все сидели вокруг «стола», с удовольствием поедая украденные на Привозе пахнущую чесноком колбасу и ржаной каравай хлеба.