Эпизод со Стаменовым был лишь упомянут. Костромин подчеркнул факт несомненной государственной измены, добавив, что новые данные, свидетельствующие, что Берия обсуждал вопрос о контактах со Стаменовым и другими членами правительства, будут доложены Верховному суду и, возможно, будет вынесено частное определение в адрес правительственных инстанций.
Павел решительно отрицал, что им делались попытки установить тайные контакты в обход правительства, поскольку Молотов не только знал об этом, но и санкционировал их, а санкционированный правительством зондаж в разведывательных целях нельзя классифицировать как факт государственной измены.
— Более того, — отметил подсудимый. — Лично товарищ Хрущев пять лет тому назад, 5 августа 1953 года заверил меня, что не находит в моих действиях никакого преступного нарушения закона или вины в эпизоде со Ста-меновым.
Побледнев, председатель запретил ему упоминать имя Хрущева. Секретари тут же перестали вести протокол, а Судоплатов, почувствовал, как кровь бросилась в лицо, не сдержавшись, выкрикнул:
— Вы судите человека, приговоренного к смерти фашистской ОУН, человека, который рисковал своей жизнью ради советского народа! Вы судите меня так же, как ваши предшественники, которые подводили под расстрел героев советской разведки.
И далее стал перечислять имена своих погибших друзей и коллег — Артузова, Шпигельглаза, Мали, Серебрянского, Сосновского, Горажанина и других.
Костромин был ошеломлен, вице-адмирал Симонов сидел бледный как мел.
После небольшой паузы председатель взял себя в руки и проговорил:
— Никто заранее к смертной казни вас не приговаривал. Мы хотим установить истину.
Затем вызвали свидетеля Муромцева и в его присутствии зачитали показания, которые тот давал пять лет назад. К удивлению и неудовольствию судей, Муромцев заявил, что не может подтвердить свои прежние показания. По его словам, он не помнит никаких фактов причастности Судоплатова к работе секретной бактериологической исследовательской лаборатории.
Когда наступила очередь Майрановского, тот показал, что консультировал подсудимого в четырёх случаях. С разрешения председателя Судоплатов в свою очередь спросил:
— Были ли вы подчинены мне по работе? Являлись ли упомянутые вами четыре случая экспериментами над людьми или боевыми операциями? И, наконец, от кого получали приказы по применению ядов?
К удивлению Павла, его поддержал адмирал.
И весь хорошо продуманный сценарий суда рассыпался.
Майрановский дал показания, что никогда не был подчинен Судоплатову по работе, и начал плакать. А сквозь слёзы признал, что эксперименты, о которых идёт речь, на самом деле были боевыми операциями, приказы об уничтожении людей отдавали Хрущев с Молотовым. Помимо этого рассказал, как встречался с Молотовым в здании Комитета информации, а затем, вызвав гнев председателя суда, упомянул о встрече с Хрущевым в железнодорожном вагоне в Киеве.
На этом Костромин его прервал, заявив, что суду и так ясны данные показания. После этого нажал кнопку, и появившийся конвой увел Майрановского.
Судьи были явно растеряны. Они получили подтверждение, что так называемые террористические акты на самом деле являлись боевыми операциями, проводившимися против злейших противников советской власти по прямому приказу правительства, а не по инициативе подсудимого.
Судоплатов также указал, что не являлся старшим должностным лицом при выполнении данных операций, поскольку в каждом случае присутствовали специальные представители правительства — первый заместитель министра госбезопасности СССР Огольцов и министр госбезопасности Украины Савченко, а местные органы госбезопасности подчинялись непосредственно им. И предложил вызвать названных лиц в качестве свидетелей, потребовав ответить, почему они не привлекались к ответственности за руководство подобными акциями.
Павел также сослался на то, что именно в решении правительства в июле 1946 года был установлен особый порядок ликвидации наиболее опасных врагов государства внутри страны и за рубежом по линии органов госбезопасности и разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии.
И снова судьи почувствовали себя не в своей тарелке. Павел знал, что в протоколах его допросов все упоминания о работе в период «холодной войны» 1946–1953 годов были крайне туманными и неконкретными. Мысль, проходившая красной нитью через все обвинения, сводилась к следующему: Майрановский при его помощи убивал людей, враждебно настроенных к Берии.