Судоплатов ясно чувствовал, судьи не готовы признать реальный факт, что все эти ликвидации санкционировались руководителями, стоявшими в табели о рангах выше Берии, а он к эпизодам, рассказанным на суде, вообще не имел отношения.
Костромин быстро и деловито подвёл итог судебного заседания. С его слов, Судоплатова судят не за эти операции против врагов советской власти, а за другие, которыми руководил на своей даче против врагов Берии.
— Приведите хотя бы один такой, — тут же заявил подсудимый.
— Дело Берии закрыто, и точно установлено, что такого рода акции совершались неоднократно, а поскольку вы работал под его началом, то также являетесь виновным, — жестко заявил Костромин. — Однако суд в данный момент ещё не располагает на сей счёт соответствующими доказательствами.
С этими словами он закрыл слушание дела, дав Судоплатову возможность выступить с последним словом. Тот был краток и заявил о своей невиновности и о том, что расправа над ним происходит в интересах украинских фашистов, империалистических спецслужб, а также троцкистов за рубежом. И в заключение потребовал реализовать его законное право ознакомиться с протоколом судебного заседания для внесения туда своих замечаний. В этом ему было тут же отказано.
Костромин объявил перерыв. Судоплатова вывели в приёмную, где предложили чай с бутербродами. Адмирал подошел к нему, пожал руку и сказал:
— Вы держались как настоящий мужчина, — и успокоил: — Всё будет хорошо.
Через некоторое время подсудимого ввели обратно в кабинет Костромина для зачтения приговора. Судьи встали, и председательствующий зачитал написанный от руки приговор, который в точности повторял обвинительное заключение прокуратуры с одним добавлением: «Суд не считает целесообразным применение к Судоплатову Павлу Анатольевичу высшей меры наказания — смертной казни и основывает свой приговор на материалах, имеющихся в деле, но не рассмотренных в судебном заседании».
Генерала приговорили к пятнадцати годам тюремного заключения. Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал.
Глава 14. Владимирский централ
Вскоре Павел был во внутренней тюрьме Лубянки. У него началась страшная головная боль, и надзиратель даже дал таблетку. Ещё не пришедшего в себя осужденного доставили в кабинет Серова — бывшие владения Берии. Мрачно взглянув на бывшего коллегу, Серов предложил сесть.
— Слушайте внимательно, — выдержал паузу. — У вас будет ещё много времени обдумать своё положение. Вас отправят во Владимирскую тюрьму. И если там вы вспомните о каких-нибудь подозрительных действиях или преступных приказах Молотова с Маленковым, связанных с теми или иными делами внутри страны или за рубежом, сообщите мне, но не упоминайте товарища Хрущева. В случае если вспомните то, о чём я вам сказал, останетесь живы, и мы вас амнистируем.
Несмотря на болезненное состояние, Павел кивнул, выражая согласие. Больше Серова он никогда не встречал.
Осужденного сразу же отвезли в Лефортовскую тюрьму, где через два дня разрешили свидание с женой и младшим братом Константином. Наконец-то Павел дал волю чувствам, а те, как могли, утешали близкого человека. Известие, что отбывать наказание он будет во Владимирской тюрьме, вызвало скрытую радость — в этом городе жила младшая сестра жены, а её муж Александр Комельков был ответственным сотрудником областного аппарата МВД.
Эмме повезло, что её не арестовали, когда Павел находился под следствием, как жен других должностных лиц, проходивших по делу Берии. Она предусмотрительно прервала знакомства с бывшими сослуживцами. От тринадцати бывших коллег мужа, из которых пятеро были Героями Советского Союза, Эмма собрала отзывы о нём, заверенные партийными комитетами, и отправила их в Генеральную прокуратуру и Военную коллегию Верховного суда с просьбой, чтобы этих людей вызвали в качестве свидетелей по делу. Когда Павел узнал об этом, он понял нерешительность судей и то, почему следователь Андреев был настроен сочувственно по отношению к нему и вопреки правилам уклонился от подписания обвинительного заключения по делу.
Положение Эммы в это время заметно улучшилось. Жена научилась шить и скоро как портниха стала пользоваться популярностью среди новых друзей из мира искусства, что приносило дополнительный заработок. Она по-прежнему была в состоянии содержать детей и свою мать. МВД попыталось было отобрать у них квартиру в центре Москвы, но не смогло сделать это на законных основаниях, поскольку Эмма была участником войны и получала военную пенсию.