Климов настойчиво пытался выяснить все детали — на него произвело сильное впечатление заявление допрашиваемого, что в Министерстве госбезопасности существовала система отчетности по работе каждого сотрудника, имевшего отношение к токсикологической лаборатории.
Следователь признал, что Судоплатов не мог отдавать приказы Майрановскому или получать от него яды. Положение о лаборатории, утвержденное правительством и руководителями НКВД-МГБ Берией, Меркуловым, Абакумовым и Игнатьевым, запрещало подобные действия.
— Этот документ, — сказал Климов, — автоматически доказывает вашу невиновность. Если бы он был в деле, вам и Эйтингону нельзя было бы предъявить такое обвинение, но он находился в недрах архивов ЦК КПСС, КГБ и в особом надзорном делопроизводстве прокуратуры.
Климов провел во Владимирской тюрьме несколько дней. По его распоряжению Судоплатову в камеру дали пишущую машинку, чтобы тот напечатал ответы на все его вопросы. Они охватывали историю разведывательных операций, подробности указаний, которые давали Берия, Абакумов, Игнатьев, Круглов, Маленков и Молотов, а также его участие в деле проведения подпольных и диверсионных акций против немцев и сбору информации по атомной бомбе.
Наконец, по предложению следователя Павел напечатал ещё одно заявление об освобождении и реабилитации. Учитывая его совет, имени Хрущева не упоминал, однако указал, что все приказы, отдававшиеся Судоплатову, исходили от ЦК партии. Климов уверил Павла, что его освобождение неизбежно, как и восстановление в партии. Такие же обещания он дал и Эйтингону.
Спустя время Павлу стало известно, интерес к его делу был двоякий. С одной стороны, власти таким образом хотели глубже заглянуть в подоплеку Сталинских преступлений и окружавших его имя тайн. С другой — освобождение Рамона Меркадера из мексиканской тюрьмы и его приезд в Москву подстегнули Долорес Ибаррури вместе с руководителями французской и австрийской коммунистических партий добиваться освобождения из тюрьмы Эйтингона и Судоплатова.
Поездка Климова во Владимир во многом улучшила положение жены. Недавно назначенный председатель КГБ Шелепин направил в Комитет партийного контроля справку, положительно характеризующую деятельность Судоплатова и Эйтингона.
В ней отмечалось, что Комитет госбезопасности «не располагает никакими компрометирующими материалами против Судоплатова и Эйтингона, свидетельствующими о том, что они были причастны к преступлениям, совершенным группой Берии». Этот документ резко контрастировал с подготовленной в 1954 году Серовым, Панюшкиным, Сахаровским и Коротковым справкой о том, что рабочих дел Судоплатова, Эйтингона и Серебрянского в архивах обнаружить не удалось, поэтому установить полезность работы для советского государства службы диверсии и разведки под руководством Судоплатова в 1947–1953 годах не представляется возможным.
Такого рода оценка сразу дала понять опытным людям, что реабилитация обоих не за горами.
В то же время Генеральный прокурор СССР Руденко всячески ей препятствовал.
Дом на улице Мархлевского, где семья Судоплатовых жила в большой квартире, передали в ведение Министерства иностранных дел, и там разместилась польская торговая миссия. При помощи друзей Эмма получила неплохую, но гораздо меньшую квартиру в районе ВДНХ, в то время на окраине Москвы. Переезд, однако, не помешал Меркадеру и другим деятелям зарубежных компартий поддерживать и навещать семью. К этому времени сыновья окончили среднюю школу, и оба поступили в Институт иностранных языков.
Семья окончательно рассталась с иллюзиями, что власти в конце концов признают судебную ошибку, допущенную в деле отца. После того как Климов принял жену Павла в ЦК и заявил, что Судоплатов с Эйтингоном — невинные жертвы в деле Берии и он добивается пересмотра приговоров на самом высшем уровне, стало понятно: судьба Павла находится в руках Хрущева. Дело застопорилось не в бюрократических лабиринтах — решение держать Судоплатова в тюрьме было принято на самом верху.
Хотя Климов говорил больше намеками, а не прямо, однако всё же подчеркнул, что необходимо продолжать ходатайства о реабилитации.
— Вам надо ссылаться на материалы, хранящиеся в ЦК КПСС и КГБ, — сказал он Эмме. — Следует настаивать на проведении изучения материалов одновременно как в основном уголовном деле, так и в «наблюдательном производстве», потому что как раз там-то и находятся все ваши прошения, свидетельства и документы, разоблачающие фальсификацию.