Выбрать главу

Эйтингона освободили в 1964-м, и он начал работать старшим редактором в издательстве иностранной литературы. Вскоре после отставки Хрущева на свободу вышел Людвигов. Он определился на службу в инспекцию Центрального статистического управления. Жена надеялась, что досрочно выпустят и Павла, но её просьба была немедленно отклонена.

На освободившееся место в камеру к Судоплатову перевели Мамулова. До ареста оба жили в одном доме, их дети дружили, так что было о чём поговорить. Между тем Эйтингон снова становился нежелательным свидетелем — на сей раз для Брежнева, не хотевшего напоминаний о старых делах. Генсеку явно не понравилось, когда во время празднования 20-й годовщины Победы над Германией он получил петицию за подписью двадцати четырех ветеранов госбезопасности, в том числе Рудольфа Абеля и пяти Героев Советского Союза, с просьбой пересмотреть дела Судоплатова и Эйтингона.

Все подписавшие петицию выразили протест, заявив, что также являлись сотрудниками Особой группы, но никоим образом не принадлежали к числу доверенных лиц Берии. При этом требовали, чтобы для подтверждения обвинительного заключения и приговора были приведены конкретные примеры преступлений и террористических актов. Беседа ветеранов в ЦК закончилась безрезультатно, но накануне XXIII съезда партии они подали новое заявление, где прямо обвинили прокурора Руденко в фальсификации оспариваемых уголовных дел. К ним присоединились бывшие коминтерновцы и зарубежные коммунисты, находившиеся в годы Великой Отечественной войны в партизанских отрядах.

Давление на «инстанции» всё нарастало. Министр обороны Болгарии, служивший под началом Эйтингона в Китае в 20-х годах, по этому же поводу обратился к Суслову, но тот пришёл в неописуемую ярость.

— Эти дела решены Центральным Комитетом раз и навсегда. Это целиком наше внутреннее дело, — заявил ему Суслов, отвечавший в Политбюро за внешнюю политику, а также за кадры госбезопасности и разведки.

В конечном итоге в Президиуме Верховного Совета СССР был подготовлен проект Указа о досрочном освобождении Судоплатова, после того, как он перенёс второй инфаркт и ослеп на левый глаз. Однако Подгорный — Председатель Президиума — отклонил это представление.

Глава 15. Свобода. Борьба за реабилитацию

21 августа 1968 года, в день вторжения войск Варшавского Договора в Чехословакию, отбыв полный срок, Павел Анатольевич вышел на свободу. В Москву его привез свояк. Освобожденному вернули швейцарские часы (они все ещё ходили) и на восемьдесят тысяч рублей облигаций государственного займа.

Когда приехали домой, квартира заполнилась родственниками. Павлу Анатольевичу всё казалось сном. Свобода была непередаваемой радостью, но он с трудом мог спать по ночам — привык, чтобы в это время горел свет. Ходил по квартире и держал руки за спиной, как требовалось во время прогулок в тюремном дворе. Перейти улицу… Это уже была целая проблема, ведь после пятнадцати лет пребывания в тесной камере открывавшееся пространство казалось огромным и опасным.

Не замедлили проведать и старые друзья — Зоя Рыбкина, Раиса Соболь, ставшая известной писательницей Ириной Гуро, Эйтингон. Пришли выразить своё уважение даже люди, с которыми Павел Анатольевич был не был особенно близок: Ильин, Василевский, Семенов и Фитин. Они сразу предложили работу переводчика с немецкого, польского и украинского языков.

В результате были подписаны два договора с издательством «Детская литература» на перевод повестей с немецкого и украинского. Ильин как оргсекретарь московского отделения Союза писателей и Ирина Гуро помогли вступить в секцию переводчиков при Литфонде. После публикации его переводов и трёх книг Судоплатов получил право на пенсию как литератор, в размере ста тридцати рублей в месяц. Это была самая высокая гражданская пенсия.

После месяца свободы он перенес ещё один инфаркт, но поправился, проведя два месяца в Институте кардиологии. Жена возражала против новых обращений о реабилитации, считая, что не стоит привлекать к себе внимание. Она боялась, что беседы с прокурорами и партийными чиновниками могут привести к новому, фатальному инфаркту. Свои прошения Павел Анатольевич печатал тайком, когда она ходила за покупками, и направлял их Андропову, главе КГБ, и в Комитет партийного контроля.

Ему позвонили из КГБ СССР и весьма любезно посоветовали, где найти документы, чтобы ускорить рассмотрение дела, но само оно было не в компетенции госбезопасности. В свою очередь, там гарантировали, что Судоплатова не выселят из Москвы, несмотря на то, что формально он оставался опасным преступником и имел ограничение на прописку. Если бы не помощь Комитета, Павел Анатольевич оказался бы автоматически под наблюдением милиции, со всеми вытекающими последствиями. У пришедшего с проверкой участкового округлились глаза, когда поднадзорный предъявил новый паспорт, выданный Главным управлением милиции МВД СССР.