Вскоре новый работник научился грести на веслах, выметывать и выбирать снасть, управляться с рулем и парусом. Поскольку наступил зимний сезон, уловы были не богаты, но на жизнь рыбакам хватало.
На базаре дары моря шли нарасхват. Зенон, так звали старшего Васалаки, расплачивался с мальчишкой частью улова и кукурузной мукой, все ходившие в Одессе дензнаки стремительно дешевели.
Жить Пашка продолжал с ребятами, которые теперь регулярно варили уху, мамалыгу[20] и запекали в углях ставриду.
— Лафа, — чавкая душистым сочным куском, щурил кошачьи глаза Шкет.
— Угу, — соглашались остальные.
В конце января ударили сильные морозы, а потом за городом неделю гудела канонада и полыхали зарницы у горизонта, подходила Красная Армия. В центре города спешно эвакуировались военные учреждения, с рейда исчезли французские и английские миноносцы, а вечером 7-го февраля в Одессу входила кавалерийская бригада Котовского[21]. Буржуи с интеллигенцией тут же попрятались по домам, простой люд радостно встречал освободителей.
Был в толпе и Пашка с друзьями, радостно швырявшие вверх шапки. Потом он расспрашивал определявшихся на постой бойцов о брате, но никто о нем не слышал. Николай как в воду канул.
Из центра Пашка тут же отправился на Ланжерон, где получил у Васалаки расчет, а утром направился записываться в Красную Армию.
— И на хрена тебе это надо? — почесываясь и зевая в свете чадящей плошки, спросил Марко. — Мне что красные, что белые — один черт.
— А чтоб такие пацаны, как вы, не жили в катакомбах, — чуть подумав, сказал Пашка. Затем пожал всем руки и исчез во мраке.
— Ты того… Если не возьмут, возвращайся! — крикнул вслед Шкет.
Добравшись в центр города, уже расцвеченный красными флагами, парнишка поозирался и подошел к группе бойцов, гревшихся у дымного костра в сквере. У них выяснил, что запись идет на Канатной. Эту улицу он знал, там находились казармы бывшего юнкерского училища, двинул туда.
Часовой на территорию казарм не пустил и кивнул на особняк напротив: «Топай туда, там набирают». Пашка перешёл булыжную мостовую. Над входом в особняк висел плакат: красный боец в буденовке и с винтовкой тыкал вперёд пальцем и слова «Ты записался добровольцем?»
— Это мы враз, — потянул на себя дверную ручку мальчишка.
Очередь, вопреки ожиданиям, внутри была небольшая, человек пятнадцать.
— Кто крайний?
На него удивлённо уставились, а потом один, по виду студент в форменной фуражке и кургузой шинели, сказал: «Я».
— Зря пришел, хлопче, годами не вышел, — пробасил здоровенный дядька в домотканой свитке.
— Тебя не спросил, — огрызнулся Пашка и пристроился сзади. Очередь продвигалась быстро, зачисленные выходили одни с радостными, другие с решительными лицами, держа в руках бумажки.
— Следующий, — вышел студент, пряча свою бумажку в карман.
В кабинете с высоким потолком и широкими окнами за столом сидели двое в перетянутых ремнями гимнастерках, сбоку в красной косынке — девушка, перед ней — пишущая машинка «Ундервуд».
— Ты чего пришел, пацан? — не предлагая сесть, поднял бритую голову на Пашку старший.
— Как чего? Записаться в Красную Армию, — сдернул с головы картуз.
— Тебе сколько лет?
— Четырнадцать, — прибавил себе год Пашка.
— Рано тебе ещё в армию, топай домой и пригласи следующего.
— И ничего не рано, — упрямо выпятил подбородок. — Я уже раньше служил у красных.
— И где ж это ты служил? — недоверчиво хмыкнул второй, с перевязанной рукой и в кубанке.
— В первом, а потом втором полку Пятой Заднепровской дивизии.
— Кем?
— Сначала вторым номером на пулемёте, а потом связным.
После этого оба рассмеялись:
— Ну и здоров же ты врать, парень!
— И ничего я не вру, — обиделся Пашка. — В первом полку у нас был комиссар Трибой, а вторым командовал товарищ Бельский.
— Трибой, говоришь? — переглянулся лысый со вторым, а затем, покрутив ручку, снял трубку стоявшего рядом телефона.
— Алло, барышня, мне восемь-шестнадцать. Петр Иванович? — сказал через минуту. — Здорово, это Смирнов. У нас тут пацан, просится добровольцем, говорит, служил с тобой. Что, подойдешь сам? Добро, ждем, — дал отбой.
— Посиди вон там, у окна, — лысый ткнул пальцем на короткий ряд стульев. — Варя, пригласи следующего.
Минут через пятнадцать, когда военком с помощником отпустили очередного добровольца, поздравив с зачислением, дверь открылась и в кабинет вошел Трибой. Был он в будёновке со звездой, в длинной кавалерийской шинели и с маузером через плечо.