— И, что потом? — Гвинеро так же улыбнулся одними глазами.
— Осознала, что комиссар здесь — я. И когда поняла это, то нашла в себе силы.
Мимо них пронесли еще одно бездыханное тело. Гвардеец истек кровью до того, как ему смогли оказать помощь. Карро проводил его долгим взглядом. Пока они говорили, ряд погибших пополнился еще несколькими телами.
— Было честью оказаться с вашим выпуском здесь, на Ферро Сильва, — сказал он, чувствуя, как потерявшая поначалу чувствительность рука заныла, исходя острой пульсирующей болью.
Хольмг посмотрела на комиссара Гвинеро:
— Император защищает.
— Император защищает, — отозвался Гвинеро.
— Наверняка они скоро начнут новую атаку, — тихо добавила Атия. — Надо приготовиться.
Карро склонил голову и опустился на одно колено. Хольмг последовала его примеру.
Почти тут же вдохновение и величие святого места окутали их незримой мантией.
— Пусть моя кровь, плоть и кости остаются чисты. Пусть моя святая аура отбрасывает нечисть. И пусть я навсегда останусь верным Имперскому кредо, — зашептала молитву Атия, чувствуя, как вновь просыпающаяся в сломанных ребрах боль начинает отступать.
Карро Гвинеро вновь посмотрел на Хольмг:
«Она вчерашний кадет. Как получилось, что ее рассуждения тверже моих? Когда я это упустил? Что сделал в своей жизни не так?»
Он пробежался взглядом по ее фуражке, немного спутанным волосам, бледному лицу со следами усталости, и остановился на кителе чуть ниже уровня груди: бурое пятно, почти не различимое на черной ткани, едва заметно увеличилось.
РЭКУМ
Она осторожно толкнула люк вперед. Тот поддался, но не до конца, и Хильдегад приложила еще больше усилий. Несколько раз за это время она поднималась с нижних этажей и даже пару раз была настолько близко от поверхности, что слышала доносившиеся от центральных улиц Рэкума звуки боя, крики и выстрелы. Это привносило в ее обезображенную душу нечто, что доставляло губернатору удовольствие. К тому же, значит, ее уход к перерабатывающему комплексу останется незамеченным. А это было то, что нужно. Несколько раз Витинари, даже захотелось улыбнуться, но она почти сразу понимала, что позабыла, что это такое. Как будто улыбка никогда в жизни не касалась ее губ.
Хильдегад продолжала пробираться вперед, двигаясь то по самым низким уровням города, то поднимаясь к самым улицам, пролегающим через рабочие кварталы и жилые зоны. Она не боялась, что будет узнана. Скорее, наоборот. Уже ничто в ее облике даже отдаленно не напоминало о губернаторе. Последние сутки, проведенные Витинари в запутанных лабиринтах коммуникаций под городом, завершили превращение губернатора, как внутреннее, так и внешнее. К тому же, теперь ее часто сопровождали новые друзья. Прекрасные создания, сотканные не из хрупкой и слабой человеческой плоти, но из вязкого, меняющего формы и очертания вещества, благословленного самим Варпом. Они встретили ее там, внизу, когда движимая желанием спасти город и тех, кто был в нем, губернатор спустилась в самые недра Рэкума. Там она бродила по шахтам, оставшимся с тех незапамятных времен, когда город был еще маленьким шахтерским поселком, по началу бесцельно, но обретая смысл с каждым новым проделанным шагом. Сначала Хильдегад испугалась. Она была уверена, что монстры мгновенно разорвут ее, и она даже воззвала к Императору в жалкой надежде, что Он сможет защитить ее жизнь. Какой наивной она была. Разве может труп спасти живого? Новые друзья все ей объяснили. Бессмертный Бог-Император и есть Варп. Великое Необъятное, что правит Всегда и Всюду. То, что положило конец извечной войне между орками и людьми, давая и тем и другим возродится новыми существами, облачая их в новые, совершенные тела.
Витинари на мгновение остановилась, мечтая о том времени, когда и ее тело разложится прахом, чтобы она могла обрести великолепную, совершенную форму и наконец-то стать одной из них. Остановилась и тут же спохватилась. «Что я хотела только что сделать? Ах, да. Уничтожить город… — мысли вернулись в нужную колею. — Ради этого я вернулась. Все ради этого. Ведь спасти и уничтожить суть одно и то же». И для достижения этой великой цели ей осталось добраться всего до одной единственной комнаты, от которой Хильдегад отделяло совсем мало дверей и переходов, потому что большую часть своего пути она уже проделала. Оставался последний рывок.
Губернатор представила себе, как открывает последнюю противоударную шлюзовую дверь со сложным двухфазным замком и оказывается внутри совсем небольшого помещения с множеством машинерии, датчиков слежения, сигнальных ламп и огней на мониторах, закрывающих собой почти все стены от пола и до самого потолка. Витинари явственно представила себе эту комнату, вспоминая, как была там однажды с отцом, когда тот показывал Хильдегад весь перерабатывающий комбинат и в первую очередь секретные помещения с системой запуска самоуничтожения. Зачем он это сделал тогда? Губернатор улыбнулась. Он знал. Он знал. Неисповедимы пути… Неисповедимы…