— Как мы движемся?
— Идем напрямую, через этот долбанный варпом лес.
— Отставить, сержант.
— Есть, отставить. Движемся по азимуту, кадет-комиссар.
— Вам надо было оставить меня в Неморисе, — Кимдэк поморщился от очередного приступа боли. — Так было бы проще.
— Да ну конечно, — отозвался Ким. — Брошу раненого, а сам уйду. Прям как гребаный культист какой.
— Не подчинились бы приказу, сержант?
— Не этому, — твердо пообещал Ким и с усмешкой добавил: — Ниже рядового не разжалуют, дважды не казнят.
РЭКУМ
Предположения полковника Райта подтвердились. С первыми лучами солнца орки возобновили атаку на город.
До полудня оставалось полтора часа, когда один из сегментов городской стены рухнул, и разъяренная орда зеленокожих хлынула в образовавшуюся брешь, оказавшись на территории ремонтных цехов. Отряд гвардейцев, занимавший позиции на этом участке и первым принявший на себя удар орочьей орды, был уничтожен почти полностью.
…Сэмюель Ашер открыл глаза и понял, что ничего не видит и не слышит, словно на его голову накинули плотный, свисающий до груди капюшон, туго перетянув его у основания шеи. Постепенно на смену этому образу пришел другой, менее размытый и абстрактный, и Ашер понял, что его лицо залито чем-то горячим. Он попытался стереть это со своего лица и почувствовал под пальцами кровь. В голове зашумело, и он осознал, что вопреки ожиданиям, не слышит ни выстрелов, ни криков. Вообще ничего. Он попытался прислушаться, изо всех сил напрягая слух, но так ничего и не услышал, как будто в уши набили влажной земли, наглухо их запечатав. Он отчаянно тряхнул головой, силясь вытряхнуть то, что мешало его слуху, или в этом резком движении вернуть себе возможность слышать. Это оказалось бесполезным. Вокруг по-прежнему стояла мертвая тишина.
«Не может быть», — мысли в голове путались, цепляясь одна за другую, смещая сами себя, подобно медленно наползающим слоям оползня.
«Кто здесь? Я остался один? Мы победили? Бой кончился?»
Ашер попытался ощупать себя: руки, ноги, все на месте, ран нет.
«Почему я не вижу?»
Пальцы вновь заскользили по лицу, но было ощущение такое, словно совершенно чуждые ему обрубки касаются не его лица.
«Как много крови. Это не может быть моей кровью. Только моей, и ничьей больше».
В конце этой мысли Сэмюель хотел было открыть рот, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но тут же что-то сильно неподъемное и темное, как ночь, сдавило грудь, обвивая его и не давая шевельнуться. Тяжело и натужно, Ашер попытался преодолеть это давление, и глубоко вздохнуть, но незримые путы, лишь сильнее впивались в грудь, проминая ее до самых легких. В конце концов, с превеликим трудом ему удалось чуть ослабить ужасное давление, от которого готовы были лопнуть легкие, и тогда дышать сразу стало намного легче.
«Наверное, меня придавило каким-нибудь телом, поэтому я не слышу шума боя и ничего не вижу, — подумал он. — Ну, да. Меня придавило. И чья-то кровь залила мне лицо. А бой. Бой, скорее всего, уже закончился».
Сэмюель вытянул вперед руки, чтобы сдвинуть то, что так настойчиво прижимало его к земле.
«Проклятые ксеносы отступили, — мелькали мысли в его голове одна за другой. — Мы же гвардия. Конечно, мы победили. Мы не могли не победить».
Что-то вновь схватило Ашера своей неумолимой хваткой. Он начал опять задыхаться, на этот раз еще более жестоко, чувствуя, как крошатся под необоримым натиском, сдавливаемые ребра.
«Надо срочно позвать на помощь. Тогда меня найдут. Обязательно, найдут».
С этой мыслью Сэмюель Ашер из последних сил постарался вобрать в грудь как можно больше воздуха. Со второй попытки, ему это наконец удалось, и он закричал…
Пуля прошила гвардейца насквозь, войдя в грудину и перебив на выходе шейный отдел позвоночника. Одна из сестер попыталась его перевязать, когда парализованное выстрелом тело внезапно выгнулось, и из открывшегося рта потекла кровь.
Алита Штайн, не отрываясь от гвардейца, которого перевязывала рядом, протянула молодой послушнице инъектор:
— Помоги ему.
— Но это… — послушница на мгновение замерла, увидев на одной из стенок протянутого инъектора красный маркер смертельного препарата.
— Единственное, что ему теперь поможет, — отозвалась Штайн, видя охватившую послушницу нерешительность.
Но та быстро справилась с минутной слабостью и уже приставила инъектор к шее смертельно раненного гвардейца.
— Прости меня, — прошептала она, вводя мутную жидкость умирающему в набухшую, пульсирующую вену. — Ты исполнил свой долг, а я должна выполнить свой.