«Проникновение в рану частиц, подвергшихся активному воздействию со стороны варпа, сделало объект чувствительным к проявлению любой варп активности и подвергло весь организм смертельной мутации. Гарантировать, что после смерти объект не станет источником дальнейшего заражения и распространения болезни можно, только полностью его уничтожив в огне святого прометиума».
Вчера, она дополнила дневник еще одной записью:
«Ошибка. После окончательного разложения на физическом уровне опасность заражения исчезает. Опасность несет только соприкосновение зараженной ткани с открытыми ранами. При попадании в кровь. В остальных случаях заражение не происходит».
А сегодня утром мозаика сложилась окончательно. Те орки, что атаковали Рэкум, появились на планете через некий варп-портал, происхождение которого пока что оставалось для Магоса загадкой. Однако и без выявления причин его возникновения было ясно, что, пройдя через него, ксеносы оказались пронизаны его скверной. Те из них, кто имел на теле какие-либо повреждения, оказались заражены. И любая часть их зараженной плоти или выделений, попавшая в открытую рану или слизистую оболочку, вызывала то же заражение, которому подверглись они сами.
Ван Калифшер отложила инфопланшет в сторону, на секунду задумавшись о последующих процедурах, которые были у нее в списке. Медленно Магос подняла голову и уперла взгляд на стену из непроницаемого стекла, за которой лежала…
На секунду ее рука дрогнула над последним пунктом в списке намеченных экспериментов.
«Объект. Всего лишь объект», — напомнила себе Ван Калифшер.
И намеченная процедура осталась.
РЭКУМ. ПОСЛЕ ЗАКАТА
Она открыла шкатулку и посмотрела на заветные капсулы почти с ненавистью. Их оставалось совсем немного. Еще несколько дней она проживет в спокойствии и благоденствии. А потом у нее останется всего одна капсула. Это произойдет меньше чем через неделю, и после этого ей придется выбирать: мучиться от бессонницы или от ночных кошмаров или в последний раз насладиться покоем, оставив муки на следующую ночь. Этот проклятый выбор ей придется делать каждый Императором проклятый вечер. Но только до тех пор, пока она будет выбирать бессонную, наполненную тревогами ночь. Но потом она устанет. Это неминуемо, как неминуемо скрывается солнце после заката. Настолько устанет, что выберет покой и пусть короткое, но забвение. Она израсходует последнюю капсулу и тогда потеряет даже эту нелепую видимость выбора. Хильдегад закрыла глаза, содрогнувшись от бесконечной жалости к самой себе. Почему люди всегда обречены на страдания? Почему Император остается глух и слеп к их мольбам? К их бедам?
Она вздрогнула всем телом и открыла глаза. Как далеко она зашла в своих сомнениях! Она чуть не впустила в себя кощунство.
«Это все из-за страха, — не то успокаивала, не то убеждала себя Витинари. — Страха ночных кошмаров. Я боюсь их, и эту проблему необходимо как-то решить»
Она посмотрела на содержимое шкатулке, где на черноте нубука переливались розовым цветом капсулы. Сейчас они показались ей дороже Шанских диамантов, добываемых столь же редко, насколько сложно они поддавались огранке, и что делало их поистине бесценными. Внезапно обуявшее губернатора беспокойство ушло, впуская на свое место умиротворение и спокойствие. Капсулы еще не закончились. А значит, у нее еще есть время, чтобы, не поддаваясь панике, решить эту проблему. «Да, — улыбнулась сама себе губернатор. — Любую проблему можно решить». И та, что стояла сейчас перед Хильдегад, была не самая сложная.
Бережно. Приоткрыв ротик от охватившего ее возбуждения, Витинари взяла двумя пальчиками розовую капсулу и, закрыв на замок шкатулку, проследовала в спальню. Там она легла на кровать и, глядя на вычурный потолок, вдруг представила, что он полностью состоит из таких капсул и что стоит протянуть к нему руки, и они сами повалятся вниз. Губернатор пролежала так еще некоторое время, прежде чем вскрыть капсулу и выпить ее содержимое. Последнее, о чем подумала Хильдегад, это что у Магоса в лаборатории вполне может оказаться нужный ей препарат.