1921 год. Из воспоминаний брата: «Помню, как в Николаевке ставили пьесу. Кто ее написал, забыл. А называлась она так: «Первая девушка и последний барин». Вася участвовал в представлении и читал со сцены есенинские стихи «Как скромный мальчик из Симбирска стал рулевым своей страны…».
1923 год. Из воспоминаний матери: «Вася вступил в пионеры и все читал, и не только сам себе, книжки про новую жизнь, про Ленина…»
Из воспоминаний друзей детства: «Мы, первые николаевские пионеры, были страшно охочи на дела необычные… Устраивали у нас в селе в пику нашему попу комсомольские пасхи. В клубе, а то и прямо на улице во все горло распевали: «Не надо нам монахов, не надо нам попов. Мы в небе нашем синем разгоним всех богов».
1926 год. Василий Клочков принят в комсомол.
Эшелоны 316-й устремились на северо-запад. Дивизии предстояло влиться в состав 52-й армии, которая имела приказ защищать восточный берег Волхова.
Неповторимо красивы эти исконно русские земли. Южанам-панфиловцам они в особенности должны были показаться чарующими — изумрудные луга, невесомый бездонный купол нежно-голубого неба в белесой дымке облаков…
Обильно полита эта земля русской кровью. Конечно же, политрук по дороге рассказывал своим бойцам о Новгороде и Пскове. Тевтонцы — подвиги русских дружин… Немцы — в 1918-м, рождение Красной Армии…
И вновь на этой земле бессмертные деяния.
В боях под Новгородом политрук А. И. Панкратов бросился грудью на вражеский пулемет. Именно здесь был совершен первый в войне великий подвиг самопожертвования. Политрук стал Героем Советского Союза.
Политрук. Первый в атаке, последний при отходе. Фашисты с особой ненавистью охотились за человеком, на рукаве гимнастерки которого алела красная звездочка. Традиции комиссаров революционного времени живы. Они проявлялись в верности политруков делу В. И. Ленина и партии, в умении зажечь сердца, в стойкости, в готовности отдать жизнь за свободу своего народа. Более 200 политработников в годы войны были удостоены звания Героя Советского Союза. В их числе и панфиловцы — Клочков и его боевые товарищи Петр Вихрев и Малик Габдулин…
25 августа. Эшелоны подошли к станции Боровичи. Станция была почти безлюдна. Кругом следы пожаров, бомбежек… Стали выгружаться. Был прекрасный — редкость для этих мест — тихий и солнечный день. Но скоро поняли, что это плохо. Появилась «рама» — вражеский самолет-разведчик.
27 августа. В три часа утра И. В. Панфилов отдал приказ: «1) Противник занял 25.8 Новгород. 2) 316. с. д. к 12–00 30.8 сосредоточиться для последующего занятия участка обороны…» Здесь же были определены задачи полку.
…Изнурительным был 100-километровый марш. Лил дождь. Раскисли дороги. Не везде через реки и речушки успевали навести переправы. Полк переправился через реку Мету и с ходу принялся организовывать оборону. Новый приказ Панфилова определил ему боевую задачу: «Используя условия местности, прочно прикрыть танкоопасные направления и железную дорогу на участке полка». Дивизия заняла второй эшелон обороны. Так уж сложились условия, о чем пишет в своих воспоминаниях командующий Северо-Западным фронтом П. А. Курочкин, принявший этот пост за два дня до прибытия казахстанцев: «Положение на фронте постепенно начало стабилизироваться. Наступило временное затишье».
Затишье, разумеется, было относительным. Таким оно выглядело, пожалуй, только на картах стратегического назначения. Случались бомбежки и артналеты, ходили в разведку. Выпадало и хоронить боевых товарищей. Покоя не было. Работали, работали: устраивали позиции — окопы полного профиля, стрелковые ячейки, противотанковые заграждения. И, конечно же, воинская учеба в обстановке столь непосредственной близости к врагу. А ко всему прочему— мерзкая погода. Осень началась рано — дожди, слякоть, тяжелая грязь. Везде — в землянках ли, в окопах, ходах сообщения — стылая вода.
Клочков быстро привыкал к армейскому повседневью. Когда выпадали свободные минуты, все чаще садился за письма — в сентябре почти каждый день.
«…Идет дождь, сейчас собираемся оборудовать окопы, а пока сижу под палаткой в лесу и пишу. Самолеты сегодня еще не бомбили, между прочим, наших самолетов летает больше. В день 10–15 раз бывает воздушная тревога. Наше подразделение потерь еще не имеет. Да и в целом дивизия имеет только 8 человек убитыми и человек 10 раненых. Сам я и все бойцы моего подразделения чувствуют себя хорошо.
Немцы-фашисты застыли на одном месте… Дожди здесь ежедневно не дают покоя немцам, оно и нам неприятно, но для немцев убийственное дело».