«Ребята, не тушеваться! — подбадривает бойцов политрук. — Ведь мы с вами — красноармейцы!..»
Отбиваются гранатами. Вот и Клочков бросает на лязгающие траки свою последнюю связку гранат. Перебил гусеницу. Но и сам пронзен пулями. Ранение. Смертельное…
Он до конца остался примером для своих однополчан. Назовем имена тех, кто вместе с ним не оставил позиций:
Николай Ананьев, Григорий Безродный, Николай Болотов, Яков Бондаренко, Илларион Васильев, Петр Дутов, Петр Емцов, Нарсутбай Есибулатов, Дмитрий Калейников, Аликбай Касаев, Аскар Кожебергенов, Григорий Конкин, Абрам Крюков, Николай Максимов, Гавриил Митин, Николай Митиенко, Николай Москаленко, Иван Натаров, Григорий Петренко, Мустафа Сенгирбаев, Дмитрий Тимофеев, Николай Трофимов, Иван Шадрин, Душанкул Шаиоков, Григорий Шемякин и Иван Шенетков.
Дубосеково, 16 ноября. Несколько десятков шагов обороны у никому еще тогда не известного разъезда.
Мы гордимся солдатским подвигом 28 героев. Они не дрогнули перед 50 танками врага.
Но не только в этом смысл боя, который приняли они. Солдаты не просто проявили стойкость и бесстрашие.
Четыре-пять часов, выигранных у врага… Однако поистине драгоценными оказались они для Москвы. Война — это сложный механизм, где все взаимопереплетено и туго связано. Эти часы дали другим ротам и батальонам полка возможность для маневра. И результат — Волоколамское шоссе осталось для танков врага недосягаемым. Прорыв не удался. Путь к столице был надежно перекрыт ротой и ротами, полком и полками, дивизией, всей 16-й армией, всеми, кто стоял тогда насмерть у ее стен.
«Правда» через два дня писала: «Восьмая дивизия заслужила награду в ожесточенных боях с врагом на подступах к Москве, в суровых и напряженных боях. Отстаивая Москву от немецких захватчиков, 8-я гвардейская дивизия проявила то мужество и стойкость, ту великую преданность советскому народу, нашему Отечеству, которые рождают героев…»
Иллюстрации
Е. ВЛАДЫЧИНА
Алексей Иванович
ШАХУРИН
Нарком авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин сидел за столом усталый, измученный, с посеревшим лицом и красными, воспаленными после бессонных ночей глазами. Когда он задавал очередной вопрос своему заместителю, конструктору А. С. Яковлеву, голос его, раньше глубокий и сильный, звучал хрипло. Разговор шел о результатах эвакуации из Москвы ученых и конструкторов. Правительство считало необходимым оградить их от всех случайностей и удалить от линии фронта. Однако и С. В. Ильюшин, и Н. Н. Поликарпов, и А. А. Архангельский находили, на их взгляд, веские причины, мешавшие скорому выезду. Только категорический приказ заставил их подчиниться. К полуночи 14 октября все выехали из столицы.
Раздался звонок кремлевского телефона. Звонил Анастас Иванович Микоян — его также интересовала судьба конструкторов. Нарком — память никогда не подводила его — перечислил персонально каждого. Положив трубку телефона, приказал срочно, в эту же ночь, оставить город и Яковлеву.
Шли кризисные для Москвы, для всей страны дни. Отступление наших войск, жестокие бои под Москвой, эвакуация — все это с трудом укладывалось в сознание. Однако всем своим видом, поведением нарком подчеркивал — как бы ни были тяжелы наши военные неудачи, а неоспоримое преимущество на нашей стороне и победа будет за нами.
И все-таки нечеловеческое напряжение последних месяцев сказывалось — А. И. Шахурин стал резок, беспощадно обрывал посторонние, «не по делу» разговоры. Сам же работал в бешеном, на пределе возможностей, ритме.