Во Владикавказе с работой было легче. Отец стал работать в железнодорожных мастерских, а Колю определили «мальчиком» в писчебумажный магазин.
Во Владикавказе многое было для Маркиных непривычным: яркая южная природа, горячие и порывистые горцы, шумные восточные базары, перед которыми бледнели детские воспоминания о сыромятских ярмарках… Но очень скоро, освоившись с экзотикой, Маркины увидели, что в этом краю жизнь далеко не рай для рабочего человека.
Первым это почувствовал Григорий Андреевич. Оказалось, что на Владикавказской, как и на других частных железных дорогах, платят значительно меньше по сравнению с дорогами государственными. Здесь при найме, как правило, не учитывали ни стажа, ни квалификации рабочих, поэтому проработавшие десять-пятнадцать лет получали столько же, сколько новички.
В эпоху революционного подъема борьба пролетариата на Кавказе за свои права приобрела самый широкий размах. Григорий Андреевич Маркин активно включился в нее. Он посещал тайные сходки, распространял нелегальную литературу, выступал на митингах. Если Николай бывал свободен, он старался быть рядом с отцом или старшим братом Виктором, который также принимал участие в революционных событиях.
Между тем обстановка во Владикавказе постепенно изменялась. После революционного подъема произошел спад. Многие большевистские организации были разгромлены. На Северном Кавказе наступил период «махрового расцвета эсеровщины». Он нашел свое выражение в широко развернувшейся кампании террора. В мае 1907 года во Владикавказе был убит высокопоставленный чиновник Мамацев. Два убийства произошли в Пятигорске. Их жертвами стали одесский губернатор Карангозов и жандармский полковник Лупаков. Эхо этих выстрелов, по-видимому, определенным образом сказалось и на мироощущении юного Маркина. Он по-прежнему работал в писчебумажном магазине. Но ни сам магазин, ни хозяева не нравились нарню. Николай решил поступить «пореволюционному» и надумал поджечь магазин. Ему это не удалось. Но его арестовали.
При обыске полицейские обнаружили у Николая нелегальную литературу, которую оставил, уезжая в 1908 году в Баку, Виктор.
— Чьи? — полицейский пристав потрясал зажатыми в кулаке листками бумаги. — Где взял?
— Мои, — угрюмо говорил Коля.
— Врешь ведь, гаденыш, мал еще такие книжонки читать. Чьи?
— Мои, — стоял на своем Николай.
Восемь месяцев находился он в тюрьме. Здесь в полной мере понял, как нелегок и опасен удел революционера. Его били на допросах, сажали в карцер. Крысы, шмыгавшие по каменным полам, голод — все это перестало быть для него всего лишь впечатляющими рассказами товарищей.
Но недаром большевики называли тюрьму университетом. Здесь они находили время, чтобы углублять свои знания, заниматься самообразованием, овладевать основами наук. Прошел через этот университет и Николай Маркин. Его брат Виктор писал впоследствии, что за время сидения в тюрьме Николай «сошелся с политическими заключенными и приобрел там теоретические знания, столь необходимые в то время для пролетариата».
За недостаточностью улик Николай был выпущен из тюрьмы и переехал в Саратов, к сестре Агафье.
Увлечение Маркина политическими книгами не проходило, а, наоборот, крепло. Тем более что их у сестры оказалось немало. Он самостоятельно изучал труды Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Владимира Ильича Ленина. И чем глубже вникал в суть этих произведений, тем больше понимал ошибочность своих представлений о методах борьбы. Нужно такой пожар разжечь, думал он, чтобы сгорел не только хозяин писчебумажного магазина или помещик, а все капиталисты. Маркин все чаще обращался к сестре с просьбой: сведи с подпольщиками, с революционерами…
Вскоре он получил от них первое задание — съездить домой, в Пензу, отвезти нужным людям нелегальную литературу. Поручение это Николай выполнил. Побывал он и в родном селе, привез и распространил среди надежных земляков большевистские газеты и листовки. Организовал в лесу сходку. Когда выдалось свободное время, прошелся по улицам Сыромяса, постоял у родимого двора, побывал на берегу Айвы. Защемило сердце, вспомнилось далекое босоногое детство, грибные походы, рыбная ловля, шумные ярмарки…
Родное село поразило его. Многие избы покосились, их окна и двери были забиты крест-накрест досками — люди нищали, продавали землю и, как в свое время Маркины, ехали искать лучшей доли.