А л е к с е й. Посмотри, голова садовая, в кого стрелять собираешься… Ты что? Из кулаков, что ли? Или ихней породы?
П у з ы р к и н. Мы — чуваши… Бедный мужик…
А л е к с е й. Стало быть, свой брат! Неужто ты стрелять будешь — в разутых, раздетых, голодных?..
П у з ы р к и н. Как их благородье прикажут…
А л е к с е й. Мы твоему «благородью» сейчас такую кузькину мать покажем, что он навек стрелять закается… Бросай к черту винтовку!
П у з ы р к и н (махнув рукой). Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать! Была не была! К чертовой матери! (Бросает винтовку, потом стягивает с себя мундир, бросает его на пол и топчет ногами.) И шкуру эту долой!
А л е к с е й (обнимает его). Молодец! (Поднимает винтовку.) А эта игрушка нам пригодится!.. Где Николай?
Н и к о л а й. Здесь! Видишь, занят! (Вытаскивает Капралова из-под стола, отбирает у него револьвер, обыскивает его.)
Ш а р п а т. Все бумаги у земского начальника забрать и сжечь!
А л е к с е й (к Капралову). Ну, теперь, может быть, скажешь, где арестованные?
К а п р а л о в. Арестованных вчера переправили в уездную тюрьму.
А л е к с е й. Ах, собаки! Подлые души! Ну, погодите! Отольются вам наши слезы! Эпанай! Отведи эту сволочь куда следует!
Эпанай уводит Капралова.
Ш а р п а т (выходит из смежной комнаты с огромной папкой бумаг). Вот они, наши «дела»… Штрафы да недоимки… В огонь их!
Н и к о л а й. Дядя Шарпат! Не надо в огонь бросать. Мы в них разберемся… Спрячь-ка лучше эти бумаги.
Ш а р п а т. Ладно!
А х м е т. Хе-хе! Что делается! Все шиворот-навыворот! Не урядник мужиков, а мужики урядника арестовали! Не мужики стражников, а стражники мужиков боятся… Интересно! Ай-ай! (Качает головой.)
Ш а р п а т. Сам земский начальник от нас еле ноги унес! Значит, мы, братцы, — сила! Стало быть, если все мы, как один человек, встанем за наше дело — нас никакая царская власть не победит!
Н и к о л а й. Товарищи! Пусть сегодняшний день надолго запомнится всем нам! То, что было здесь сегодня, — и есть начало революции! Да здравствует революция!
Возникает и разрастается песня «Смело, товарищи, в ногу!». Взвивается красный флаг.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Перед домом Тоймета. Деревья. Под ними — стол, скамьи. Входит С е м е н, садится на скамью, закуривает. Из дома выходит Т о й м е т.
С е м е н (встает, кланяется). Здравствуйте, дядя Тоймет! Салам!
Т о й м е т. Здравствуй, Семен!
С е м е н. Как живете?
Т о й м е т (махнув рукой). Хорошего мало.
С е м е н. А что такое? Случилось что-нибудь?
Т о й м е т. Все по-прежнему… Актаная на войну угнали, Андрея Бурова и Ивана Тораева в тюрьму посадили… А что еще будет, один бог знает…
С е м е н. А кто же виноват? Сами они виноваты. Разве можно против власти вставать? Я скажу, что они еще дешево отделались…
Т о й м е т. Думаешь, отделались?
С е м е н. Не знаю, конечно… Может, за арест Капралова и за разгром канцелярии земского начальника придется еще кое-кому поплатиться… Это не шутка! Это бунт против царской власти! А царская власть — власть божья…
Т о й м е т. Эх, и я когда-то так думал… Нет, Семен, ты хоть и якшаешься с богачами и начальниками, а только скажу я тебе: не божья это власть! Нет! Звериная, лютая это власть! Людей губить — кого на войне, кого в тюрьме, а кого голодом да нуждой, — вот она на чем держится, эта власть… Такую власть скинуть надо!
С е м е н (в страхе озирается). Что ты такое говоришь? Как же ты без власти будешь жить?
Т о й м е т. Зачем без власти? Только не та, а другая, народная власть нам нужна…
С е м е н. Я никому про твои речи не расскажу. Ведь мы же с тобою почти родственники… Поговорим о другом. Скажи на милость, когда же наконец Саскавий пойдет за меня? Сколько можно ждать? Ведь сохну, как осенний лист…
Т о й м е т. Меня ты, наверно, замуж не возьмешь, а за нее и сказать ничего не могу…
С е м е н. Как так? Ведь ты же поклялся!
Т о й м е т. Правильно! Но если она не согласна, ведь силой ее не заставишь.
С е м е н. А почему нет? Ты отец! Твое слово — закон для дочери.
Т о й м е т. Что там о законах толковать? Ты лучше с ней побеседуй. Вот я позову ее. (Зовет в окно.) Саскавий, выйди-ка, дочка, на минуточку!