М а р к о в. Да-да, конечно, я подпишусь.
Марков пишет, Крутояров выжидающе смотрит на него.
Входит п о р у ч и к.
К р у т о я р о в. Что у вас там?
П о р у ч и к (взволнованно). Только что стреляли в капитана Ардашева.
К р у т о я р о в. Кто?
П о р у ч и к. Какая-то женщина.
К р у т о я р о в. Ее задержали?
П о р у ч и к. Нет. Успела скрыться в толпе.
К р у т о я р о в. Что со штабс-капитаном?
П о р у ч и к. Ранен, доктор сказал — будет жить.
К р у т о я р о в. Значит, Ардашев вне подозрений…
П о р у ч и к. Разрешите идти?
К р у т о я р о в. Идите.
Поручик, козырнув, уходит.
М а р к о в. Готово. (Протягивает Крутоярову написанное.)
К р у т о я р о в. Вот и хорошо. Читайте.
М а р к о в (читает).
К р у т о я р о в (в ярости). Ах ты, сволочь! Смеяться надо мной вздумал?! Поручик!
Вбегает п о р у ч и к.
Отправьте господина Маркова в губернскую тюрьму!
П о р у ч и к. Слушаюсь!
К р у т о я р о в. Режим самый строгий! (Маркову.) У вас будет время, Марков, подумать, как себя вести дальше.
Занавес.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Маленькая комната в доме Зульфии Сейфулиной. Стол, несколько стульев, этажерка. У тахты, на низенькой табуреточке, что-то вяжет хозяйка дома З у л ь ф и я, пожилая учительница. У открытого окна — М а р и н а. Она напряженно прислушивается к выстрелам и далеким орудийным раскатам…
М а р и н а. Опять стреляют…
З у л ь ф и я. Будь они прокляты, эти шайтаны. Ты закрой окно-то, а то, не ровен час, еще увидят свет да и пожалуют сюда…
М а р и н а (закрыла окно). Я все думаю, Зульфия-апа, что они сделали с Ваней?.. Неужели расстреляли?
З у л ь ф и я. Все может быть… Неделю назад ворвались они в татарскую школу, выгнали всех детишек и учителей во двор, а в классах устроили казармы.
М а р и н а. Господи, когда же это все кончится?
З у л ь ф и я. Долго им не продержаться… Говорят, из Нижнего Новгорода к Казани подошли рабочие полки.
М а р и н а. Может быть, и Сергей Петрович там…
З у л ь ф и я. Все думаешь о своем батыре Петровиче…
М а р и н а. Не верю я, Зульфия-апа, чтобы он меня мог забыть, променять на ту дамочку из комиссариата. Не такой он человек.
З у л ь ф и я. Не мучь ты себя…
М а р и н а. Я когда из комиссариата в тот день вышла, нехорошо мне было… А тут, откуда ни возьмись, Иван… «Ты, говорит, зачем сюда? Меня ищешь?» Я ему и рассказала все.
З у л ь ф и я. А он что?
М а р и н а. «Врет, говорит, она…» Та дамочка, значит… «Жди меня у Зульфии-апы… вечером приду. И не вздумай, говорит, в деревню возвращаться…» А пришел через пять дней. Тут его и схватили. Стали допрашивать. А он им: «Случайно здесь, значит, оказался… Никого в этом доме не знаю…» Меня, видать, пожалел, ну его и арестовали.
З у л ь ф и я. Может, его к тебе Сергей Петрович и послал?
М а р и н а. Не знаю…
З у л ь ф и я. До сих пор себя виноватой считаешь?.. Ведь тебя же насильно замуж-то выдали.
М а р и н а. Не должна я была на то соглашаться… Не должна.
З у л ь ф и я. Это не так просто против родительской воли пойти.
М а р и н а. Но получается, что я его обманула…
З у л ь ф и я. Если Сергей Петрович любит тебя, поймет.
М а р и н а. Любит ли? В начале германской я проводила его на фронт. На прощание он сказал: «Ты жди меня… Я вернусь, и мы поженимся… Что бы ни случилось, вернусь…» Я обещала ему… Потом… долго от него не было ни одной строчки. Что я не передумала тогда… Через полгода пришло письмо. Он писал, что в первом бою был тяжело ранен и лечился в госпитале… Потом письма приходили каждую неделю… Этой весной он вернулся домой… Пришел к отцу просить моей руки, а тот даже не впустил его в дом. Вечером я увиделась с ним за околицей, он убеждал меня уехать с ним в Казань, а я не решилась… Побоялась отца… Вскоре меня выдали за торговца Мирона.