П о р у ч и к. Брат?!
Срывает с Кужнурова одеяло.
З у л ь ф и я. Что вы делаете?.. Он без сознания…
К у ж н у р о в (в бреду). Только бы подошло подкрепление… Слышишь, Миклай?! Подкрепление…
П о р у ч и к (свирепо). Брат?! (Наотмашь бьет по лицу Зульфии стеком.) Брат?!
М а р и н а (цепляясь за руку поручика). Не смейте ее бить! Не смейте!..
П о р у ч и к (вырвав руку и оттолкнув Марину. Визгливо). Взять! Это комиссар Кужнуров! Взять! Взять его!
М а р и н а (преграждая дорогу). Не троньте его! Вы звери!.. Звери!..
П о р у ч и к. Взять!
Обстановка четвертой картины. На столе закуска, вино. В кресле — захмелевшая А л ь б и н а. Рядом с ней — К р у т о я р о в. Его китель расстегнут. В руках у него гитара. Вечер. Глухо бьют большие стенные часы.
А л ь б и н а. Как медленно идет время. Тик-так, тик-так… Я где-то читала удивительные стихи:
Кажется, у какого-то Пешкова… «Отрубает головы минут».
К р у т о я р о в. Чепуха.
А л ь б и н а. Может быть… у меня в глазах все плывет. Вы, вот эта колонна, дверь… Плывет и качается… (После паузы.) Я часто думаю Юрий Спиридонович, чем все это кончится… Вот сейчас сидим мы с вами за столом, в открытое окно врывается шум с улицы, а завтра время сотрет нас в порошок… тик-так, тик-так, тик-так…
К р у т о я р о в. Вы сегодня меланхолично настроены…
А л ь б и н а. Пожалуй… Знаете, ротмистр, мне уже тридцать, а я не знаю, зачем я жила… Не знаю, что такое быть счастливой… любимой… Налейте вина…
Крутояров наполнил рюмки. Взял гитару и, перебирая струны, тихонько запел.
К р у т о я р о в.
А л ь б и н а. Послушайте, Крутояров, зачем вы меня пригласили?.. Вы же знаете, что я все равно ничего не скажу…
К р у т о я р о в. Даже о такой мелочи, где спрятаны дела комиссариата?
А л ь б и н а. Даже… Мы с вами — вчерашний день, а вчерашний день невозможно вернуть, если вы и перестреляете еще сотню большевиков… Наши козыри биты…
К р у т о я р о в (перебирая струны). Ошибаетесь! Глубоко ошибаетесь! (Снова поет.)
А л ь б и н а (отгоняя нахлынувшее). К черту цветы!.. Ротмистр Крутояров, к черту все… Я хочу напиться так, чтобы забыть все, что происходит вокруг, что мы с вами трупы…
К р у т о я р о в. О-о-о! Я не подозревал, что вы актриса на трагические роли в сентиментальных пьесах… (Подает Альбине рюмку.) Прошу.
А л ь б и н а (взяла рюмку). Я пью за то, чтобы все полетело в тартарары. Я, вы, большевики, белочехи… все к черту… Хотя нет… в тартарары полетим мы с вами, а не большевики…
Крутояров хохочет.
Вы еще смеетесь?
К р у т о я р о в. А что прикажете делать?
А л ь б и н а. Пустить себе пулю в лоб.
К р у т о я р о в. Это для чего же?
А л ь б и н а. Через неделю, другую, Юрий Спиридонович, вас повесят. Или вы не верите, что большевики снова будут в Казани? Напрасно… Не пройдет и двух недель…
К р у т о я р о в. К чему такие мрачные мысли? Вы не верите в героизм наших солдат?
А л ь б и н а. Героизм? Ха-ха-ха… Им нечего защищать, ротмистр… Меня? Вас? Что мы для них сделали? Вот большевики и Ленин дали им землю и свободу. А мы?..
К р у т о я р о в (не выдержав). Хватит болтать! Вы забываете, что я начальник контрразведки.
А л ь б и н а (истерично хохочет). А что вы мне сделаете?.. Расстреляете? Этим вы облегчите мою участь завтра. Завтра… Как я боюсь этого слова! (Неожиданно.) А что вы собираетесь сделать с Марковым и Кужнуровым?
К р у т о я р о в (сухо). Следствие еще не закончено…
А л ь б и н а. А когда закончится?
К р у т о я р о в. Не знаю. И попрошу мне не задавать подобных вопросов.