М а р к о в. Так и сказал?
К у ж н у р о в. Да что ему оставалось?
М а р к о в (улыбаясь). Пожалуй, он прав, Сережа. Придется тебе у него просить прощения.
К у ж н у р о в. Ты что, спятил? Чтобы я у него… у предателя?..
М а р к о в. Он не предатель… Его оставили в городе для выполнения особого задания.
К у ж н у р о в. Вот оно что? А я-то думал…
М а р к о в. Бывает.
К у ж н у р о в (обиженно). И ты тоже хорош… Не предупредил. Или не доверял?
М а р к о в. Так было нужно.
За окном снова выстрелы.
И в а н. Опять стреляют. Еще ближе.
К у ж н у р о в. Да… Вот, Алексей Васильевич, как все обернулось. Недавно был комиссаром, командовал ротой, а теперь…
М а р к о в. Мы знали, на что идем…
К у ж н у р о в. Думаешь, смерти боюсь? Нет же… Страшно другое… Вот ты будешь жить в сердцах своих детей, внуков, правнуков, а я?.. Что останется после меня? Много лет я любил одну девушку. Если бы ты знал, какая она была красавица. Стройная, волосы золотистые, и глаза как весеннее небо… А как она пела!.. И она меня любила. А вот устроить жизнь не смог.
М а р к о в. Почему?
К у ж н у р о в. Так сложилось… Сначала война… потом ранение… А сейчас встретились для того, чтобы потерять друг друга навсегда… Вот так-то, дорогой ты мой человек… Так-то… Что глядишь?
М а р к о в. Ничего. На тебя гляжу, думаю.
К у ж н у р о в. О чем?
М а р к о в. О будущем.
К у ж н у р о в. Какое оно будет, будущее?
М а р к о в. Необыкновенное… И я верю, что даже если завтра нас не будет, дело, начатое нами, продолжат другие… И они не забудут нас, потому что мы отдали им все, что могли. Такое забыть невозможно.
К у ж н у р о в. Ты хорошо сказал… Но, может быть, нам рано петь по себе панихиду. Слышишь, Красная Армия у города. Нас еще выручат.
Умолкает. Задумывается. Вдруг откуда-то с улицы слышится ему тихое девичье пение:
(Взволнованно прислушивается.) Что это? (С трудом поднимаясь, подходит к окну.) Ее голос… Или мне просто послышалось?.. Нет, это какое-то наваждение.
Песня все нарастает.
Марина! (Почти кричит.) Марина! Счастье мое…
Близкие раскаты взрывов и пулеметные очереди заглушают песню. В тюремном коридоре многоголосый шум. Топот ног. Кто-то отпирает дверь камеры.
М а р к о в (Кужнурову). Успокойся, Сергей!.. Слышишь, идут.
К у ж н у р о в (все еще в своих раздумьях). Идут…
М а р к о в. Это за нами.
И в а н (бросившись на шею Маркову). Алексей Васильевич!..
М а р к о в. Спокойно, Ванюша… спокойно! Все идет так, как надо…
К у ж н у р о в (Ивану). Останешься жив, Марине ничего не говори… Спросит, молчи… Ну, Алексей Васильевич, простимся?
Обнимаются. Заскрипел тюремный засов. В камеру вошли К р у т о я р о в и д в о е с о л д а т.
К р у т о я р о в. Прошу встать!.. Ну?!
Марков и Кужнуров медленно поднялись.
Мне поручено огласить приговор военного трибунала. (Читает.) «Рассмотрев дело…
За спиной Крутоярова появляется А р д а ш е в.
…изменников отечества…»
Ардашев рукояткой пистолета бьет по голове Крутоярова. Крутояров падает. Марков, Ардашев и Иван молниеносно обезоруживают солдат и связывают им руки.
А р д а ш е в. Быстрее… Быстрее… Нужно успеть выйти из тюремного двора. Пошли!..
Прошло несколько месяцев. Снова Комиссариат мари. Обстановка второй картины. Яркое зимнее утро. В приемной О л ь г а, задумавшись, стоит у окна.
О л ь г а. Какой чудесный солнечный день! И как сверкает снег! А на сердце у меня тяжесть… Все время чудится — вот-вот приключится беда… Где-то вы сейчас, Ваня и Андрюша, живы ли… когда вернетесь? (Тихонько напевает.)
Входит Н и н а И в а н о в н а.