В о л г и н. Хорошо, что нам удалось их всех предупредить и они успели скрыться… Более того, нам известно, что Адамов был частым гостем у ротмистра Крутоярова.
О л ь г а. К тому же, он — подстрекатель восстания в Кукнуре.
Э м а н о в (растерянно). Немыслимо… невозможно!
М а р к о в. Тогда позвольте вас спросить, где он сейчас?
Э м а н о в. Кажется, уехал.
В о л г и н. Куда же? Вы непременно должны знать.
Э м а н о в. Я… я не знаю…
М а р к о в. Ну так я вам скажу: он удрал вместе с белочехами, спасая свою грязную шкуру.
В о л г и н. Но, будьте уверены, рано или поздно мы его найдем! Слышите, непременно найдем!
Э м а н о в. Не понимаю, почему вы говорите это мне, да еще в таком тоне!
В о л г и н. Потому что вы — единомышленник Адамова.
Э м а н о в. Ложь! Я никакого отношения к Адамову не имею.
В о л г и н (весело). И в этом, придет время, разберемся.
Э м а н о в. Это ваше дело… Меня волнует, как вы намерены себя вести по отношению союза мари.
А л и к а н о в. Есть постановление. (Передает Эманову бумагу.) Познакомьтесь…
Э м а н о в (надевает пенсне). Интересно… (Читает.) «Москва. 17 декабря 1918 г. Центральный отдел мари при Наркомате национальностей постановил: ввиду ненадобности для трудящихся существования организации Центрального союза мари, созданного еще во времена Временного правительства, и ввиду не отвечающей революционным чаяниям пролетариата и трудящегося крестьянства мари политической платформы главных руководителей его, Центральный союз мари закрыть навсегда…»
О л ь г а. Здорово, давно пора.
В о л г и н. Это постановление надо непременно опубликовать, и как можно скорей.
М а р к о в. Притом самым крупным шрифтом!
Э м а н о в. Господи боже мой!.. Погубили детище революции!.. Вместо того чтобы усилить работу национальных обществ и через них прийти к автономии марийского народа, вы…
А л и к а н о в. Поймите, Эманов, народу нужна не ваша выдуманная «культурно-национальная автономия», а областная, политическая.
В о л г и н. Вы знаете, что сказал о вашей автономии Ленин? «Культурно-национальная автономия» означает именно самый утонченный и потому самый вредный национализм…». И если вы, Эманов, в самом деле хотите блага вашему народу, то должны понять, что этим постановлением начинается новая полоса в его истории… Слышите — новая! И марийский народ в скором будущем будет иметь свою автономию.
Э м а н о в. Не знаю… не знаю… И вряд ли пойму…
А л и к а н о в. Ну что ж, тем хуже для вас.
Э м а н о в. Может быть… Сейчас все может быть… До скорой встречи, господа… Простите, товарищи…
Эманов уходит.
А л и к а н о в. Ничего не понял.
М а р к о в. Ну и черт с ним. (Передает Ольге постановление.) Это, Оленька, срочно в газету.
Входит Н и н а И в а н о в н а.
Н и н а И в а н о в н а. Алеша. Мы идем, наконец?
М а р к о в. Идем, идем… (Аликанову.) Мы еще поговорим. У меня, брат, к тебе столько вопросов…
Входят К у ж н у р о в и М а р и н а. На ней пальто, пуховая шаль.
К у ж н у р о в. Здравствуйте! (Увидел Аликанова.) Николай Аликанович?!
А л и к а н о в. Он самый!
К у ж н у р о в. Вот уж нежданно-негаданно…
А л и к а н о в. Тоже скажешь…
К у ж н у р о в (Нине Ивановне). Ну, как здоровье Алеши?
Н и н а И в а н о в н а. Никак не могу его вытащить в больницу… А вы, я слышала, уезжаете, Сергей Петрович?
К у ж н у р о в. Так точно… В родные края… В Царевококшайск. Назначен уездным военкомом…
Н и н а И в а н о в н а. Вы уезжаете, а мы останемся…
К у ж н у р о в. Как в марийской песне: «Вода течет, берега остаются, птицы улетают, гнезда остаются… Мы уходим, а вы остаетесь…»
Н и н а И в а н о в н а. Это любимая песня Алеши.
О л ь г а. А у нас эту песню пели рекруты.
М а р к о в (Кужнурову, указывая на Марину). Ты погоди… Уж не та ли это девушка, про которую ты мне рассказывал?.. (Марине.) Он мне в тюрьме…
В о л г и н. Ну, чего смущаешь… Видишь, как она раскраснелась, что маков цвет…
Входит И в а н С а р л а е в. Он в шинели, его рука на перевязи.
И в а н (вытянувшись). Разрешите явиться!