О л ь г а (с вызовом). Я люблю его!
М а р ш а н о в. Смотри не ошибись. Я с тобой попрощаться пришел. Завтра уезжаю.
О л ь г а. Куда?
М а р ш а н о в. В свою часть. В Кронштадт.
О л ь г а. Надолго?
М а р ш а н о в. Сам не знаю. Время теперь бурное. Большая волна идет!..
Вспышки молнии.
До свидания, Ольга!
Виктор ушел. Ольга долго смотрит ему вслед.
Затемнение.
Поздняя осень 1917 года. Арестантская комната — каталажка. Слабый свет еле-еле проникает через маленькое оконце. В углу на нарах лежит Е г о р К о р к а т о в. Одежда его изодрана. На лице кровоподтеки. Дверь заскрипела. Вошел Ч и м а н о в. В руках у него берданка и котелок.
Ч и м а н о в. Ну, вот и я заступил на пост, тебе питание принес. Ты мужикам савинский хлеб роздал — они сейчас пышки пекут, а ты, их благодетель, чахнешь на казенных харчах, ешь суп из десяти круп. (Ставит на землю котелок.) Савин грозит тебя в остроге сгноить. До города слух дошел, как ты его бабу, Игоря-офицера мамашу, в свинарник запер, заставил (смеется) со свиньями сидеть, пока мужики хлеб из амбара таскали. И чего тебе неймется? Ведь мог бы через Оксину с Савиным породниться.
К о р к а т о в. Замолчи ты, пустобрех, торговец базарный!
Ч и м а н о в. Проторговался я! Пришлось податься в стражники, к Карпову в помощники. А ты не сердись. У меня для тебя суприз!
К о р к а т о в. Что тебе еще?
Ч и м а н о в. Верно говорю! Бабенка одна к тебе на свидание рвется. Ну, я по доброте души решил ее допустить. Чудной народ, эти бабы. Себе на бусы керенки пожалела, а чтобы тебя повидать, мне царский золотой подарила. Сейчас пущу!
К о р к а т о в. Не надо!
Ч и м а н о в. Что же, золотой обратно отдавать, что ли? Ишь ты!
Чиманов, отворив дверь, впускает Оксину, сам выходит на улицу.
О к с и н а. Егор… Здравствуй, Егор!
К о р к а т о в. Здравствуй, здравствуй! Может, сразу и «прощай» скажем! Или полюбоваться хочешь, как по приказу твоего отца меня связанного разукрасили?
О к с и н а. Не надо, Егор. Я не прощаться пришла, а прощенье просить. Каяться перед тобой!
К о р к а т о в. А что передо мной каяться? Я не поп!
О к с и н а. Егорушка, не отталкивай меня! Я без тебя жить не могу!
К о р к а т о в. Да ведь тебя Савины прислали надо мной поиздеваться!
О к с и н а. Ой, да они убьют меня, если узнают, что я тут была! Егор, милый! Я… я во всем виновата. Из-за меня тебя отец перед войной в солдаты не в очередь сдал, у твоей матери отнял единственного кормильца! Все из-за меня! (Плачет.)
К о р к а т о в. Ладно, сырости здесь и так хватает.
О к с и н а. Егорушка! (Прильнула к нему.)
К о р к а т о в. Эх, должен бы тебя ненавидеть, да не могу! А ты, купцова дочка, за Тойметова замуж вышла!
О к с и н а. Так мне же наврали, что ты убит! Отец даже бумаги показал. И все равно я ни за кого идти не хотела! Меня силком под венец вели! Грозили, что из дома выгонят.
К о р к а т о в. Паразиты!
О к с и н а. Ох, Егор, родной ты мой! Боюсь я за тебя. Нехорошо у меня (показывает на грудь) вот тут… Словно давит что-то… Зачем тебе отцовское добро? Разве у меня его мало? Да я ради тебя, ради любви нашей ничего не пожалею. Все отдам. А они за свое зубами держатся. От них пощады не жди. Сейчас вместе с Игорем к Сотникову пошли.
К о р к а т о в. С Игорем? А разве он…
О к с и н а. Сегодня ночью приехал. Страшный. Не смотрит ни на кого. До утра с отцом о чем-то шептался. Не поняла я о чем. Только слышала, в Казани бои на улицах идут.
К о р к а т о в. Вот оно что? Вот это действительно «сурприз», как говорит Чиманов.
О к с и н а (не слушая его). Егор! Ты же знаешь, если что случится с тобой, не переживу я этого. На себя руки наложу. Что молчишь? Не слушаешь меня? О своем думаешь? Значит, отец прав: не нужна я тебе больше, не нужна. (Убегает.)
К о р к а т о в. Оксина, вернись. Оксина!
Вбегает Ч и м а н о в.
Верни ее! Слышишь, верни!
Ч и м а н о в. Поздно. Сюда Савин идет. Успокойся, парень. Успокойся. (Пропуская Савина и Игоря.) Милости просим, Василий Петрович!
С а в и н (входя). Здравствуй, Егор! Да… Эх, Егор, Егор, на кого ты похож!
Коркатов молчит.