Ицхак Орен
Комиссия
Рассказ
Шимону Галкину
Часть первая: ПОВОД
Никогда не забуду я этой комиссии, в работе которой мне волей-неволей пришлось участвовать. «Волей-неволей» означает, что в силу неких условностей, а также отчасти соображений этического порядка я не смог отказаться от этого назначения. Собственно говоря, это была не комиссия по расследованию, а обыкновенный дисциплинарный суд, уполномоченный рассмотреть некое нарушение, допущенное неким служащим некоего государственного учреждения. Проступок Аарона Цукермана, в сущности, не требовал ни малейшего расследования, поскольку факты были известны всем и каждому и сам виновный не пытался опровергать их — точно так же, как не пытался оправдывать своего поведения. Можно было надеяться, что разбирательство затянется не более чем на одно заседание и что на этом же самом заседании суд вынесет решение и определит меру наказания, после чего уважаемые члены комиссии смогут вернуться к своим обычным занятиям, — как говорится, каждый под свою лозу и под свою смоковницу, — к тому же не слишком разбитые и утомленные.
Обстоятельства дела были таковы: Аарон Цукерман сидел за своим рабочим столом, погруженный в бумаги. В комнате, где стоит стол Цукермана, помещаются еще трое служащих, но в ту роковую минуту, когда имело место досадное происшествие, все трое пребывали в буфете. Роковая минута наступила в одиннадцать сорок пять — приблизительно, разумеется. Именно в это время в комнату Цукермана вошел доктор Дан Армстер, заведующий департаментом, объединяющим четыре ведомства, в одном из шестнадцати отделений которых трудится Цукерман. Доктор Дан Армстер прошелся по комнате раз, и другой, и даже третий, а затем остановился за спиной Цукермана. Цукерман демонстративно положил ручку и прекратил работу.
— Продолжайте, продолжайте, — торопливо пробормотал доктор Армстер, словно извиняясь. — Я вам не помешаю…
— Вот именно, что помешаете, — ответил Цукерман с видимым раздражением. — Я не могу работать, когда кто-то стоит у меня за спиной и наблюдает.
— Я не наблюдаю за вами, — возразил доктор Армстер спокойно, оставаясь, однако, стоять там, где стоял.
Минуту или две длилось молчание, и в продолжение всего этого времени Цукерман праздно сидел на своем месте. Наконец в дверях комнаты возник один из отсутствовавших служащих. Увидев доктора Армстера, вошедший поздоровался и направился к своему столу. Доктор Армстер ответил на приветствие. И тут Цукерман неожиданно вскочил на ноги и влепил Армстеру пощечину.
Таковы были факты. Можно было бы, конечно, не раздувать эту историю с пощечиной — хотя с точки зрения трудовой дисциплины оскорбление начальника действием не такой уж пустяк. Пострадавший заявил, что был бы готов замять весь инцидент, если бы оскорбление не было нанесено ему в присутствии другого подчиненного. В процессе разбирательства выяснились новые подробности и дополнительные факты, и все дело настолько усложнилось, разрослось и запуталось, что дальнейшее расследование пришлось вести во многих плоскостях и направлениях. Не было уже и речи о том, чтобы закончить заседание в течение нескольких часов.
Прежде всего оказалось, что в тот момент, когда Армстер вошел в комнату, Цукерман был занят ничем иным, как заполнением анкеты, разосланной профсоюзом государственных служащих всем работникам департамента. Анкета предлагала служащим высказать свое мнение об их непосредственном начальстве, а также и о высшем руководстве. В свете этого отказ Цукермана продолжать свои занятия в присутствии доктора Армстера приобретал особое значение. С другой стороны, не было оснований сомневаться в правдивости слов доктора Армстера, заявившего, что он не только не взглянул на бумагу, лежавшую перед Цукерманом, но, более того, вообще не подозревал о существовании упомянутой анкеты. Комиссия признала анкету смягчающим обстоятельством, недостаточным, однако, для того, чтобы оправдать пощечину.
В ходе расследования защитник Цукермана сумел едва ли не достоверно установить еще один любопытный факт — во всяком случае большинство опрошенных явно намекали на существование данного обстоятельства, на первый взгляд как будто и не имеющего прямого отношения к делу, но при внимательном рассмотрении решительно говорящего не в пользу пострадавшего. Выяснилось, что во всем учреждении ни для кого не было секретом многолетнее сожительство Армстера с женой Цукермана. Некоторые из выступавших высказали вполне оправданное подозрение, что Цукерман растит в своем доме троих детей Армстера (двух сыновей и дочку). Это подозрение переросло почти в окончательную уверенность после того, как членам комиссии были продемонстрированы фотографические портреты детей.