Размышления о действиях немецкой авиации настолько засели у меня в голове, что добравшись до БА-20, я минут пять втолковывал командиру броневика сержанту Брызгалину порядок его действий при налёте авиации на нашу, весьма увеличившуюся, колонну. Теперь бронеавтомобиль Брызгалина замыкает колонну, и, заметив самолёты противника, броневик должен сдать немного в кювет, и, таким образом несколько увеличив угол возвышения пулемётного ствола, открывать огонь — одним словом, работать по методу Ковалёва. Прежний приказ, что при появлении самолётов люфтваффе ни в коем случае не останавливаться, только, если колонна успеет замаскироваться в лесу — теряет силу. Сейчас всё это будет весьма затруднительно сделать, ведь шоссе, по которому мы двигаемся, забито брошенными танками, сгоревшими автомашинами и разбитыми пушками. Когда дым несколько развеялся, это стало хорошо видно и теперь уже стало окончательно ясно, что без тяжёлых танков, пробивающих путь, прямое, а иногда даже и объездное движение на колёсном транспорте, осуществить невозможно.
Закончив давать указания Брызгалину, я быстрым шагом направился к трофейному грузовику. В его кузов, под тент, уже загрузили раненых танкистов, а их командир стоял у кабины 'Хеншеля', ожидая меня. Когда я подошёл, лейтенант Быков, как то несмело, запинаясь от волнения, спросил:
— Товарищ подполковник…, а правду бойцы говорят, что ваша бригада наголову разбила 47 моторизованный корпус немцев? Я, конечно, видел в кузове пленных фашистов, но всё-таки — уничтожить моторизованный корпус…, это же уму непостижимо!
— Это почему же непостижимо? Что мы хуже немцев воевать умеем, что ли? Они вон, мочат наших с воздуха, — я кивнул на продолжавшие чадить останки автомобилей, — а мы их из засады долбим. Ты ещё в пушечный броневик не заглядывал, если бы узнал, кого мы там везём, вообще бы, в осадок выпал. А там сидит связанный, не кто-нибудь, а сам командующий второй танковой группой немцев. Слышал о таком?
— Неужели сам генерал Гудериан?
— Он, родимый! Тёплого взяли, только ребята помяли его чуток, а так ничего, живёхонький, и мешок с секретными документами при нём! А они, ой как нужны сейчас нашему командованию. Теперь, лейтенант, ты понимаешь, почему так необходимо спешить и ни в коем случае не останавливаться, если даже будут просить о помощи женщины с детьми? Не имеем мы права сейчас на жалость и сострадание! Если командование вовремя не получит эти бумаги с секретными планами немцев, прольётся русской крови в тысячи…, в миллионы раз больше. Ладно, лейтенант…, думаю, ты вник, и будешь гнать вперёд без остановки. Не тормози, если даже на твоём пути будет лежать раненый человек, который не в состоянии отползти с дороги; вперёд, и никаких гвоздей, только это сейчас может нам помочь. А теперь дуй к танкам, командуй заводиться, и начинаем движение, времени на болтологию уже нет. Как договаривались, твои два танка катят первыми, за вами впритык следует моя колонна. Остановка перед мостом через реку Зельву, там, недалеко от дороги, есть небольшая рощица, вот к ней и сворачивай — будем под деревьями маскировать нашу технику. Места для этого дела уже должны быть оборудованы — мои ребята наверняка между деревьев натянули маскировочные сети. Всё, лейтенант, время пошло.
Когда лейтенант трусцой побежал к танкам, я запрыгнул на подножку грузовика и ещё раз оглядел панораму окружающей местности. Мой взгляд зацепился за разорванный остов ЗиСа, а вернее, за лежащий недалеко от него, практически неповреждённый, большой горшок с фикусом. А я ещё тогда гадал, что это непонятное вылетело из взорвавшегося лимузина во время налёта. Со стороны, наверное, это смотрелось более чем странно, когда из столба огня и дыма вдруг вылетело ядро с зелёным, развивающимся хвостом. Так вот что это было, и нет тут никакой загадки или мистики, а только чудовищный цинизм большого начальства. В такое тяжёлое время, вместо того чтобы вывезти из зоны боевых действий хоть кого-нибудь, кроме себя — ребёнка, например, или беременную женщину, прихватили, сволочи, только любимый фикус. Вот и получили по заслугам.
Про себя матерно выругав этих, вечных хозяев жизни, разъезжающих на подобных лимузинах, я перевёл взгляд на ремонтирующийся танк. Шерхан там уже вовсю командовал, даже звук работающего двигателя 'Хеншеля' не мог заглушить его зычных выкриков. Только когда взревели дизеля двух танков, Шерхана не стало слышно, победный их рёв и вырвавшиеся вслед за этим чёрные выхлопы, послужили для меня сигналом — пора. Я, забравшись в кабину, скомандовал Синицыну двигаться за крайним танком, сохраняя дистанцию метров в десять.