Он рассеянно поблагодарил их и спустился вниз, где помощники парусного мастера зашивали труп Тома Симмонса в его гамак.
— Осталось лишь дождаться ядра, сэр, — сказали они. В этот момент появился Дей, несший в сетке пушечные ядра «Софи».
— Решил оказать ему последнюю услугу, — сказал констапель, ловко укладывая их в ногах у юноши. — Мы с ним вместе плавали на «Фебе». Он и тогда часто болел, — поспешно добавил он.
— Что правда, то правда. Том никогда не отличался крепким здоровьем, — подтвердил один из помощников парусного мастера, сломанным зубом перерезая нитку.
Известная деликатность этих слов имела целью утешить Стивена, потерявшего пациента. Несмотря на все его старания, больной, в течение четырех суток находившийся без сознания, так и не пришел в себя.
— Скажите мне, мистер Дей, — сказал доктор после того, как помощники парусного мастера ушли, — много ли он выпил? Я спрашивал об этом его друзей, но они отвечают уклончиво, то есть лгут.
— Конечно, лгут, сэр, поскольку пьянство запрещено уставом. Много ли он выпил? Видите ли, Том был хорошим парнем, его любили, так что, полагаю, ему достался весь паёк, ну, может, глоток-другой могли у него отпить, просто чтоб не есть всухомятку. Так что получается что-то около кварты[83].
— Кварта. Что ж, это немало. Но я все-таки удивляюсь, что такое количество спиртного могло убить человека. При смешении три к одному получается шесть унций, чтобы опьянеть хватит, но чтобы умереть — нет.
— Господи, доктор, — ответил констапель, с жалостью посмотрев на Стивена. — Никакая это не смесь, а ром.
— Кварта рома? Чистого рома? — воскликнул Стивен.
— Вот именно, сэр. Каждый член экипажа получает по полпинты на день в два приема, так что выходит по кварте на обеденную группу на обед и на ужин. Вот к этому-то и добавляют воду. Ах Боже ты мой, — засмеялся он негромко и легонько похлопал бездыханного беднягу, лежащего между ними на палубе, — если бы матросы получали полпинты грога, на три четверти разбавленного водой, то на судне разразился бы бунт. И поделом.
— Так на каждого приходится по полпинты спиртного в день? — вскричал Стивен, побагровев от гнева. — Целая кружка? Я поговорю с капитаном, я буду настаивать, чтобы ром вылили за борт.
— И предаем его тело пучине морской, — произнес Джек, закрывая молитвенник.
Товарищи по обеденной группе Тома Симмонса наклонили доску, послышалось шуршанье скользящей по ней парусины, негромкий всплеск, и снизу бесконечной чередой стали подниматься пузырьки воздуха.
— А теперь, мистер Диллон, — проговорил капитан, словно продолжая молитву, — полагаю, мы можем продолжать заниматься оружием и покраской.
Шлюп лежал в дрейфе, находясь далеко за пределами видимости Барселоны. Вскоре после того, как тело Тома Симмонса опустилось на глубину четырехсот саженей, «Софи» почти успела превратиться в белую шняву с черной верхней частью и с леером из куска каната, растянутым строго вертикально, чтобы изображать трисель-мачту, характерную для этого типа судов. Установленное на баке точило постоянно вращалось, затачивая лезвия и острия сабель, пик, абордажных топоров и штыков морских пехотинцев, мичманских кортиков и офицерских шпаг.
На борту «Софи» вовсю кипела работа, но обстановка на судне царила мрачная. Вполне естественно, что обеденная группа умершего, да и вся вахта были удручены (Том Симмонс был общим любимцем — и вдруг такой страшный подарок ко дню рождения). Печальное настроение подействовало и на остальных моряков, поэтому на баке не слышно ни песен, ни шуток. Но атмосфера в целом спокойная, располагающая к раздумьям, ни злобы, ни угрюмости не ощущалось. Однако Стивен, лежавший на своей койке (он всю ночь бодрствовал возле бедняги Симмонса), пытался определить, в чем дело. Что это — подавленность? Страх? Предчувствие важных событий? Несмотря на раздражающий шум, производимый Деем и его подручными, которые перебирали зарядный погреб, очищая ядра от ржавчины или неровностей и скатывая их обратно по грохочущей доске, сотни и сотни четырехфунтовых ядер с громким стуком сталкивались между собой, — доктор заснул, не закончив мысль.
Он проснулся, услышав собственное имя.
— Увидеть доктора Мэтьюрина? Нет, конечно нельзя, — послышался из констапельской голос штурмана. — Можете оставить ему сообщение, а за обедом я ему передам, если он проснется к тому времени.