На носу «Дезэ» неожиданно началась суета, как бы в ответ на некое распоряжение. Джек шагнул к штурвалу и, приняв его из рук рулевого старшины, оглянулся через левое плечо. Сжимая штурвал, он ощущал жизнь шлюпа. Увидел, что француз начал отклоняться от курса. Он слушался своего руля резво, словно куттер, и через три удара сердца его тридцать семь пушек уже направлены на «Софи». Джек изо всех сил навалился на штурвал. Послышался рев бортового залпа, и на палубу шлюпа одновременно рухнули грот-брам-стеньга и фор-марса-рей под грохот блоков, обрывков тросов, осколков и оглушительный звон картечи, угодившей в судовой колокол. Затем наступила тишина. Большая часть ядер 74-пушечника пролетела в нескольких ярдах от форштевня «Софи», а небольшое количество картечи окончательно вывело из строя ее паруса и такелаж, разорвав их в клочья. Следующий залп должен полностью уничтожить шлюп.
— Паруса на гитовы, — распорядился Джек, заканчивая поворот, приводивший «Софи» к ветру. — Бонден, спустить флаг.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Капитанские каюты линейного корабля и шлюпа отличаются размерами, но у них одинаково изящные очертания, такие же наклоненные внутрь окна; кроме того, в каюте «Дезэ», как и на «Софи», царила спокойная и приятная атмосфера. Джек смотрел из кормовых окон 74-пушечника туда, где за нарядным балконом виднелись Зеленый остров и мыс Кабрита, в то время как капитан Кристи-Пальер искал в своем портфеле рисунок, который он некогда набросал, находясь в Бате в качестве пленного, освобожденного под честное слово.
По распоряжению адмирала Линуа в Кадисе Кристи-Пальер должен был присоединиться к франко-испанскому флоту. Он бы тотчас выполнил приказ, если бы, добравшись до пролива, не узнал, что вместо одного-двух линейных кораблей и фрегата под командой сэра Джеймса Сомареса находятся не менее шести 74-пушечников и один 80-пушечник, которые наблюдают за объединенной эскадрой. Такое положение вещей требовало некоторого размышления, поэтому вместе с остальными судами «Дезэ» находился в бухте Альхесирас, под прикрытием тяжелых пушек испанских береговых батарей, расположенных напротив Гибралтарской скалы.
Джек всё это знал, во всяком случае все это очевидно, и, в то время как капитан Пальер разглядывал свои гравюры и рисунки, бормоча под нос: «Терраса Ландсдаун, еще один вид, Клифтон, Насосная…» — он мысленно представлял себе посыльных, скачущих во весь опор между Альхесирасом и Кадисом, поскольку у испанцев нет семафора. При этом Обри упорно смотрел в окно на мыс Кабрита, замыкающий бухту, и вскоре увидел брам-стеньги и вымпел корабля, идущего поперек бухты по ту сторону перешейка. Он спокойно наблюдал за кораблем секунды две или три, затем его сердце встрепенулось: он увидел британский вымпел до того, как ум начал лихорадочно работать, оценивая создавшееся положение.
Джек украдкой взглянул на капитана Пальера, который воскликнул:
— Вот оно! Лора Плейс. Дом номер шестнадцать, Лора Плейс. Там всегда останавливаются мои кузены Кристи, когда приезжают в Бат. А вот здесь, за этим деревом — если бы не дерево, его было бы лучше видно — окно моей спальни!
Вошел вестовой и стал накрывать на стол, поскольку капитан Пальер не только имел английских кузенов и владел английским почти в совершенстве, но также имел хорошее представление о том, из чего должен состоять надлежащий завтрак моряка: пара уток, тушеные почки и жареная камбала размером с небольшое колесо, а также, как полагается, яичница с ветчиной, тосты, повидло и кофе. Джек сделал вид, что внимательно разглядывает акварель, и произнес:
— Окно вашей спальни, сэр? Поразительно.
Завтрак в обществе доктора Рамиса был совсем иного сорта: трапеза аскета, если не сказать кающегося грешника: кружка какао без молока, кусок хлеба с очень небольшим количеством масла.
— Немного масла нам не очень повредит, — произнес доктор Рамис, страдавший печенью.
Это был суровый, худой и сухопарый господин с неприветливым серовато-желтым лицом и темными кругами под глазами. Казалось, что Рамис неспособен на какие-то положительные эмоции, однако он покраснел и смутился, когда Стивен, представленный ему в качестве узника и гостя, воскликнул: