— Очень любезно с вашей стороны, сэр. Я вам очень признателен, но вы должны меня извинить. К несчастью, я лишился «Софи» и осмелюсь предположить, что вы, вместе с большинством других кэптенов, будете в составе трибунала, который станет судить меня.
— Ах вот как, — отозвался капитан Китс, неожиданно смутившись.
— Капитан Обри совершенно прав, — менторским тоном произнес штатский.
В этот момент посыльный сообщил, что капитана Китса срочно вызывает адмирал.
— Что это за дохлый сукин сын в черном сюртуке? — спросил Джек своего знакомого — Хиниджа Дандаса, капитана «Калпа», спустившегося по лестнице.
— Коук? Ну, это новый военный прокурор, — ответил Дандас, странно посмотрев на Джека.
А может, ему только так показалось? И тотчас невольно пришли в голову слова из десятого параграфа Устава: «Если кто-то из служащих флота предательски или из трусости сдастся или станет просить пощады, то по решению военного трибунала он будет приговорен к смерти…»
— Хинидж, пойдем разопьем со мной бутылку портвейна в трактире «Блу постс», — предложил Джек, проведя рукой по лицу.
— Клянусь честью, Джек, это именно то, чего мне сейчас больше всего хотелось бы, но я обещал помочь Брентону. Я как раз туда и направляюсь. Там ждет часть моей команды. — С этими словами он направился к ярко освещенной части мола. Джек побрел прочь, туда, где в темных крутых аллеях прятались низкопробные бордели, зловонные, убогие забегаловки.
На следующий день, укрывшись под стеной Карла V и положив подзорную трубу на камень, чувствуя себя не то шпионом, не то соглядатаем, Джек Обри принялся наблюдать за «Цезарем» (теперь он уже не был флагманом), который швартовали к плавучему мачтовому крану, чтобы установить на нем новую грот-мачту, длиной в сотню футов и толщиной больше ярда. Поставили ее так быстро, что марс был установлен еще до полудня. Ни мачты, ни палубы не видно — так они облеплены людьми, ставившими такелаж.
На следующий день, все еще пребывая в состоянии меланхолии, испытывая чувство вины от своего безделья и видя внизу напряженный и организованный труд, в особенности на «Цезаре», Джек следил с вершины скалы за «Сан Антонио», французским 74-пушечником, который опоздал, прибыв из Кадиса, и встал на якорь рядом со своими друзьями в Альхесирасе.
На следующий день на противоположном берегу бухты закипела бурная деятельность. Между всеми двенадцатью судами объединенного флота взад-вперед сновали шлюпки. Привязывали новые паруса, на борт поступали припасы, на флагманах один за другим поднимались сигналы. Такая же работа, но с еще большим рвением, шла и в Гибралтаре. Надежды на скорый ремонт «Помпей» не было, зато «Одейшес» уже почти готов, между тем как «Венерабл», «Спенсер» и, разумеется, «Сюперб» находились в боевой готовности. Что же касается «Цезаря», то на нем заканчивался последний этап снаряжения, и вполне возможно, что сутки спустя он будет способен выйти в море.
Ночью появились признаки левантинца, задувшего с востока. Это был тот самый ветер, о котором молились испанцы, — ветер, который поможет им выйти из Гибралтарского пролива после того, как им удастся обогнуть мыс Кабрита и затем добраться до Кадиса. В полдень первый из их трехдечников распустил фор-марсель и стал выбираться с тесного рейда. Затем его примеру последовали другие. Они поднимали якоря и выходили с интервалом в десять-пятнадцать минут, направляясь на рандеву возле мыса Кабрита. «Цезарь» по-прежнему стоял пришвартованный у мола, принимая на борт порох и ядра. В погрузке участвовали офицеры, матросы, гражданские лица и гарнизонные солдаты, работая молча и старательно.
Наконец весь объединенный флот тронулся в путь. Даже их трофей с временным такелажем, «Ганнибал», буксируемый французским фрегатом «Эндьян», — двигался потихоньку к намеченной точке. В этот момент на борту «Цезаря» раздались пронзительные звуки дудки и скрипки. Экипаж корабля навалился на вымбовки и принялся верповать его от мола — исправного, отлаженного и приведенного в боевую готовность. С берега, заполненного народом, с батарей и стен крепости, со склонов холма, почерневшего от зрителей, грянуло громовое «ура». После того как оно стихло, гарнизонный оркестр заиграл что есть мочи: «Веселей, ребята, нас с вами слава ждет…» В ответ морские пехотинцы «Цезаря» запели: «Разят врага британцы…» Сквозь эту какофонию пробивались звуки дудки, воспринимавшиеся с особой остротой.
Пройдя за кормой «Одейшеса», «Цезарь» вновь поднял флаг сэра Джеймса, и тотчас после этого на мачте взвился сигнал: «Поднять якоря и готовиться к бою». Это был самый красивый маневр, который только доводилось видеть Джеку, — все ждали этого сигнала, ждали и готовились, стоя апанер[109]. В невероятно короткий срок якоря взяты на кат, на мачтах и реях вспыхнули высокие белые пирамиды парусов — эскадра, состоявшая из пяти линейных кораблей, двух фрегатов, брига и шлюпа, вышла из-под прикрытия Гибралтарской скалы и образовала кильватерный строй на левом галсе. Джек выбрался из тесной толпы, собравшейся наверху, и находился на полпути к госпиталю, рассчитывая убедить Стивена подняться вместе с ним на вершину, как увидел друга, бегущего по пустынной улице.
109
Первый этап подъема якоря, когда корабль подтягивается к тому месту, где зарылся якорь, при этом якорный канат стоит вертикально.