Капитан кинулся по салону в заднюю часть и успел заметить взлетевшую в воздух, как с трамплина, машину преследователей, ее удар о склон, вспышку пламени… Она катилась вниз по крутому склону, разливая по своему пути жидкий огонь, выплеснувшийся из бензобака, который осветил все окрестности.
— Всем перейти вперед! — закричал он пассажирам и с помощью священника стал помогать им уходить, так как в задней части уже начал заниматься пожар. Пытаясь сбить вырывающиеся из-под пола языки пламени, Фрост с тревогой посматривал на убегающую назад дорогу. Так и есть! Одноглазый “ситроен” не отказался от погони и снова быстро их догонял. Бросив взгляд вперед, он заметил дорожный знак, указывающий, что они въехали в город.
— Тормоза! Нет тормозов! — внезапно раздался крик Мари.
Хэнк бросился к ней, проталкиваясь сквозь сгрудившихся в проходе пассажиров, женщин, нескольких детей, стараясь не обращать внимания на плач, возгласы отчаяния и тянущиеся к нему за помощью руки.
— Дайте же мне пройти, ради Бога! — закричал он сам, увидев впереди массивную каменную стену, прямо на которую они летели. Бросившись, наконец, к водителю, капитан прыгнул на рулевое колесо и, пересиливая мертвую хватку оцепеневших от ужаса пальцев Мари, крутанул его влево.
Из салона раздался еще более пронзительный общий вскрик, завизжали в крутом вираже колеса, оставляя резину на асфальте, автобус встал на два правых колеса, но не успел перевернуться, а врезался боком в стену. В самый последний момент перед столкновением Фрост успел упасть перед Мари и закрыть руками лицо.
…Он со стоном поднял голову, ощущая пульсирующую в ней боль.
— Выходите из автобуса! Всем — срочно наружу! закричал он, поворачиваясь к пассажирам.
Задняя часть автобуса полыхала вовсю. Дверь оказалась прижатой к каменной стене, и женщины начали высаживать детей из разбитых окон. Капитан и священник стали им помогать. На одном из мужчин загорелась одежда, Фрост схватил подвернувшееся под руку пальто, сбил пламя, а затем помог ему выкарабкаться наружу
— Вылезайте, святой отец! — крикнул он, когда в салоне не осталось никого.
Тот выпрыгнул в окно и только Хэнк намеревался последовать за ним, как вдруг увидел Мари, парализованную страхом и в оцепенении стоящую в опустевшем проходе между сиденьями. Он в недоумении уставился на нее, но затем понял, в чем дело — толстушка при всем желании не смогла бы вылезти из довольно узких окон.
Сзади раздался взрыв, бросивший капитана на колени. Видимо, пламя добралось до топлива. Он лихорадочно зашарил по карманам и с облегчением ощутил приятную тяжесть в одном из них. Выхватив кольт, Фрост шагнул мимо растерявшейся Мари и выстрелил несколько раз в лобовое стекло, разнеся его на куски. Еле протолкав дородную женщину в большое прямоугольное отверстие, он поспешил нырнуть в него сам, чувствуя, что промедление приведет к неминуемой смерти.
Приземлившись на ноги, он едва успел подхватить Мари под руку и протащить ее несколько шагов вперед, как сзади раздался еще один взрыв, на этот раз намного более мощный. Они упали на землю, закрываясь от разлетающихся во все стороны осколков. Обернувшись, капитан увидел, что автобус превратился в огромный длинный костер, полыхающий до неба.
Он поднялся, тяжело дыша, и вместе с подбежавшим священником поставил толстушку на ноги. Невзирая на свою полноту и более чем средний возраст, она нежно прижалась к Фросту, обхватила его руки обеими руками и, потянувшись, с благодарностью поцеловала в щеку. В ее помолодевших глазах сияли отблески пожара.
Глава одиннадцатая
Капитана увели еще до прибытия полиции и почти насильно уложили в постель, в которой он провалялся два дня, пока немного не оклемался. Наконец, он покинул гостеприимных французов и, с забинтованными ногой, левой рукой и плечом, заковылял к указанному ему маленькому серому “фиату”. С кольтом, естественно, он не стал расставаться, засунув его за пояс брюк.
Это священник сказал Фросту о том, что ему следует украсть “фиат”, и что о краже не будет заявлено минимум один день. Этого времени хватит, чтобы доехать до Парижа. Когда же он, в свою очередь, спросил, кому принадлежит машина, тот туманно ответил:
— Человеку, который ненавидел фашистов не меньше вас… Не беспокойтесь, все будет в порядке.
И тут он сменил тему разговора.
Не удержавшись, капитан обернулся и помахал на прощание своим спасителям — пухленькой Мари Буле и худому, как грабли, отцу Ренару, стоящим на пороге церкви.
Он не обольщался по поводу того, что ушел от нацистов — ведь оставался еще “ситроен” с разбитой фарой, который не решился подъезжать к взорвавшемуся автобусу, наверное, боясь встречи с полицией. Хэнк взглянул на дату на циферблате часов, одолженных ему священником, сегодня должно было прийти очередное ужасное послание от похитителей доктора Балсама. Что они прислали на этот раз? А может, бедняга уже мертв?
Дорога в Париж оказалась довольно утомительной, ведь он все еще был слаб от потери крови и испытанного ранее физического напряжения. Фрост бросил “фиат” в самом злачном районе города, чтобы у полиции не возникало лишних вопросов, когда она обнаружит автомобиль. Он прошел два квартала от этого места и только тогда взял такси, решив не тратить попусту времени и сразу направиться к штаб-квартире Моссада.
Он вышел из такси в сотне шагов от известного ему здания и остаток пути прохромал пешком. Однако, в доме никого не оказалось и он выглядел вообще опустевшим и заброшенным. Фрост обследовал всю улицу, пытаясь убедить себя, что перепутал дома, ведь тогда была ночь, сейчас же — день, но убедился лишь в том, что резиденции израильской разведки больше не существовало.
Устав до изнеможения и не видя такси в этом районе, он доплелся до станции метро, подняв воротник клетчатой куртки и засунув руки в карманы от холода, доехал до центра, там поймал такси и добрался до гостиницы, где остановилась Шейла Балсам.
В душе у Хэнка теплилась надежда, что она будет ждать его внизу, в фойе, но он особо и не удивился, когда администратор сказал, что о такой здесь даже не слышали и не видели даже приблизительно похожей девушки, подходящей под его описание.
Когда капитан уже собрался уходить, так ничего и не добившись от дежурного администратора, тот неожиданно спросил:
— Скажите, пожалуйста, вы случайно не мосье Фрости?
— Да — Фрост, — поправил он его.
— Ну да, Фрост.
— Да, вы не ошиблись, моя фамилия — Фрост. А в чем дело?
— Какой-то джентльмен — он не назвался — оставил для вас пакет.
— И я могу его забрать?
Администратор кивнул и извлек из-под стойки небольшой пакет из плотной коричневой бумаги, которую используют для упаковки бандеролей. В нем оказались пять тысяч долларов наличными, а также личные вещи Хэнка — часы и две пачки “Кэмела”, оставшиеся в его старой одежде. К ним была приложена краткая записка, гласившая “Извини — капитан”. Он решил, что это красноречивое послание, судя по размашистому почерку, было написано Карковым.
Капитан быстро закрыл пакет, засунул его в карман и вышел из гостиницы на улицу. Натянув на запястье свои неразлучные часы — те, что одолжил ему святой отец, он оставил в “фиате” — он медленно зашагал по тротуару, думая о том, что предпринять. Сначала он хотел вернуться к себе в гостиницу, но поразмышлял получше и решил отказаться от этой мысли. Вероятно, Сюртэ уже разыскивает одноглазого мужчину и знает, что это — он. Наверное, были свидетели аварии автобуса, которые заметили окровавленного одноглазого пассажира, и если это станет известно полиции, то инспектор Фушар, естественно, догадается, что это был Фрост. А самое главное — за ним будут охотиться и нацисты. Капитан был почти уверен, что Либлинг все еще жив, несмотря на сброшенный Мари с обрыва “ситроен”. Но и в Париже оставаться опасно, полиция может загрести его в любой момент.
Он остановился перед витриной большого магазина с товарами для мужчин и притворился, что рассматривает его витрину. Надо как можно быстрее покинуть Францию, здесь он пока ничем не может помочь профессору Балсаму. Но в аэропорту на него тут же наденут наручники, едва он достанет паспорт с фамилией Фрост.