Выбрать главу
Не там, где на скалу свою Сев, мучим казнию покоя, Осмеян прозвищем героя, Он угасает недвижим, Плащом закрывшись боевым. Не та картина предо мною! Одров я вижу длинный строй, Лежит на каждом труп живой, Клейменный мощною чумою — Царицею болезней… он, Не бранной смертью окружен, Нахмурясь, ходит меж одрами, И хладно руку жмет чуме…

Стихотворение «Герой» построено как диалог между Поэтом и Другом. Оно состоит из шестидесяти шести строк и одной трети строки. За исключением строк 36–45, произвольная схема рифмовки не имеет сходства с «ЕО». Друг спрашивает Поэта, какое событие в жизни Наполеона поразило его больше всего, и приведенный выше отрывок — ответ Поэта. Тогда Друг замечает, что строгая история отрицает реальность описанного поэтом впечатляющего события. Поэт красноречиво парирует (строки 63–66):

Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман… Оставь герою сердце! Что же Он будет без него? Тиран…

А Друг спокойно отвечает (строка 67):

Утешься…

Стихотворение содержит намек на мужество, публично продемонстрированное царем Николаем 29 сент. 1830 г. во время его посещения Москвы в разгар эпидемии холеры, когда невежественные люди, подстрекаемые антиправительственной пропагандой, обвиняли власти в преднамеренном отравлении народа.

В прочитанном Пушкиным в присутствии Державина знаменитом юношеском стихотворении «Воспоминание в Царском Селе», созданном в течение трех последних месяцев 1814 г. и состоящем из 176 ямбических стихов, двадцати двух строф (строки 1, 2, 4 и 8 четырехстопные, а остальные — шестистопные с рифмами ababecec), предвосхищаются некоторые элементы «Героя» (1830) и Десятой главы, VIII (1830) с любопытной точностью в деталях.

В строке 138 «Воспоминаний» — то же определение «пришлец» из «Героя» (строка 14), заменившее «странника» Десятой главы, VIII, 1; ср. строки 137–138:

Утешься, мать градов России, Воззри на гибель пришлеца!

Тема исчезновения, которая в Десятой главе, VIII, 4 и в строке 17 «Героя» представлена в описании исчезновения «тени зари», четко намечена в строке 152 «Воспоминаний» и в строках 149, 152 — в связи с Наполеоном:

…любимый сын и счастья и Беллоны, .............................................. Исчез, как утром страшный сон!

Та же тема возникает в стихотворении 1823 г. «Недвижный страж» (я уже упоминал его в коммент. к Десятой главе, I, 1, строки 39–42):

Сей всадник, перед кем склонилися цари, Мятежной Вольности наследник и убийца, ............................................................ Сей царь — исчезнувший, как сон, как тень зари.

Строка 5 строфы VIII Десятой главы и строка 36 «Героя» предвосхищены строками 46–48 в «Недвижном страже» (с такой же рифмой «героя» — «покоя»):

Не обличали в нем изгнанного героя,            Мучением покоя В морях казненного по манию царей.

3 Папою венчанный. Заимствование. Ср., например, начало последней строфы в знаменитом излиянии Беранже (ок. 1825) «Народная память»:

Lui, qu'un pape a couronné, Est mort dans une île déserte.
<И венчанную главу Он сложил… На песчаном острову.
Пер. Ап. Григорьева>.

Это еще один пример парадоксального воздействия на Пушкина рифмоплетов, им же презираемых.

4 тень зари. Если бы Пушкин хотел сказать, что Наполеон исчез, растворился, сгинул, он бы употребил выражение: «тень на заре». Интересно, не была ли его странная памятная «тень зари» — утренний призрак или иллюзия восхода солнца — навеяна образом из «Бонапарте» В. Гюго (март 1822 г.) Вот конец последней (пятой) части этой одиннадцатой оды из «Од и баллад», кн. I:

Ce ne sont point là les héros! Ces faux dieux… Vous trompent dans votre sommeil; Telles ces nocturnes aurores Où passent de grands météores, Mais que ne suit pas le soleil.
<Он лишь палач, но не герой! Как ложный бог… А вам он в сны вливает бред; Он — смутный блеск ночной авроры, Что порождает метеоры, Но за которой солнца нет!