Различные трактовки термина фортуна в «Государе» лучше всего, наверное, рассматривать в каждом отдельном случае. Впрочем, основываясь на частоте употребления этого понятия, можно прийти к выводу, что фортуна у Макиавелли означает главным образом неопределенность и зависимость состояния дел индивидуума от внешних факторов[140].
Анализ термина virtù у Макиавелли породил целую литературу.[141] Один из авторов утверждал, что автор «Государя» «сконцентрировал все свои реальные и высшие ценности в том, что он называл virtù»[142]. На русский язык это понятие при переводе работ флорентийца обычно трактуется как доблесть или добродетель. Однако есть точка зрения, согласно которой это понятие невозможно точно перевести на современный английский язык[143]. Полагаю, что это замечание относится и к русскому, поскольку термин практически непереводим из-за его полисемантичности. Поэтому в дальнейшем в комментариях будет использоваться только итальянский термин без перевода.
Тем не менее, исследователи уже обращали внимание, что, несмотря на многозначность употребления термина virtù у Макиавелли, есть определенное единство в использовании этого термина. Все носители virtù у флорентийца (а их в «Государе и «Рассуждениях» насчитывается ровным счетом 53) – люди действия, полководцы, триумфаторы в политике[144]. Вообще политическое и военное virtù имели наибольшее значение в работах Макиавелли[145]. У этой точки зрения, правда, есть противники, утверждающие, что концепция virtù является не военной, но прежде всего политической и гражданской[146]. Кстати говоря, итальянские гуманисты по-своему интерпретировали «Никомахову этику» Аристотеля, видя в ней мотивацию для военной деятельности. Существует мнение, что именно эта интерпретация подтолкнула Макиавелли к тому, чтобы признать положение, когда необходимость является основой для законного военного virtù[147].
В литературе отмечается, что в целом термин virtù трактовался нередко автором как осознанное и активное влияние на судьбу, в результате чего данное понятие превращается в производную от человеческой деятельности форму поведения, тесно связанную с временем и фортуной[148]. Есть несколько контекстов данного понятия во времена Макиавелли. Одно из них, в частности, использовалось в медицине и означало силу, которая дает жизненность живому существу и от которой зависит жизнь и мощь всего организма. В том же значении оно, по крайней мере один раз, было использовано во флорентийской политике во время военной угрозы со стороны Чезаре Борджиа, только под «организмом» имелось в виду государство[149].
Virtù у Макиавелли требует способности к гибким суждениям. Отсюда неудивительно, что автор не оставил четкого определения данного понятия. Это объясняется не отсутствием аналитического мастерства, но искушенной риторической стратегией, целью которой является дестабилизировать концепцию политического virtù, поскольку только дестабилизированный virtù может быть эффективным в дестабилизированном мире политической реальности[150]
Обратим также внимание на точку зрения, что в двух своих центральных книгах (в «Государе» и в «Рассуждениях») Макиавелли употреблял это понятие в целом в двух основных значениях. Первое может быть переведено как гражданская доблесть. В этом значении оно обычно использовалось при характеристике древнеримского народа в «Рассуждениях». В целом же оно может быть охарактеризовано как готовность выполнить свой гражданский долг. Во втором случае имелось в виду героическое virtù и относилось оно к выдающимся индивидуумам[151]. Возможна также интерпретация, при которой virtù – это набор качеств, позволяющих государю успешно управлять своей страной.
Как видим, сколько-нибудь серьезного единства среди исследователей в отношении употребления virtù у Макиавелли нет, как не было и в случае с анализом stato. Такова же будет ситуация и в отношении большинства других ключевых терминов.
Глава II
О наследственном единовластии
Это единственная глава, полностью посвященная наследственному правлению. Впоследствии станет ясно, что Макиавелли считал более интересной для себя в данной книге тему новых государств и новых государей. Вообще следует обратить внимание, что, за исключением самого начала своей книги, Макиавелли постоянно ведет речь о новом государе. Последний был порождением века безграничных амбиций, быстрой трансформации институтов и мгновенных изменений в соотношении сил между группами элиты. Если коротко, то он символизировал постоянную смену и движение политики, ее изменчивость и ее бесконечную тенденцию к продолжению. А вот наследный государь волею своего положения выступал за противоположные принципы[152].
140
Flanagan Th. The concept of
141
См., например, из относительно последних работ Fleisher, M. The ways of Machiavelli and the ways of politics // History of political thought. – Exeter, 1995 Vol. 16, iss. 3. – P. 330–355; Foisneau, L. Hobbes et la theorie machiavelienne de la virtù // Archives de philosophie. 1997. – T. 60, cah. 3. – P. 371–391; Mansfield H.C. Machiavelli’s virtue. Chicago: The university of Chicago press, 1998; Nederman, C.J. Machiavelli and moral character: principality, republic and the psychology of “virtù” // History of political thought. – Exeter, 2000. – Vol. 21, iss. 3. – P. 349–364; Kahn V. Virtù and the example of Agathocles in Machiavelli’s
142
Meinecke F. Machiavellism: The doctrine of Raison d’État and its place in modern history. London: Routlage and Kegan Paul, 1957. P. 31
144
Wood N. Machiavelli’s concept of virtù reconsidered // Political studies. 1967. Vol. 15. P. 159–172
145
Price R. The senses of virtù in Machiavelli // European studies review. 1973. Vol. 3. P. 340
146
Hannaford I. Machiavelli’s concept of virtù in
147
Baron H. La rinascita dell’etica statale romana nell‘ Umanesimo fiorentino del ‘400 // Civiltà moderna. 1935. Vol. 7. P. 37
148
Pocock J. Custom and grace, form and matter: An approach to Machiavelli’s concept of innovation// Fleisher M, ed. Machiavelli and the nature of political thought. New York: Atheneum, 1972. P. 161
149
Gilbert F. On Machiavelli’s idea of
151
Plamenatz J. In search of Machiavellian