Порядок же вещей таков, что, когда могущественный государь входит в страну, менее сильные государства сразу примыкают к нему – обычно из зависти к тем, кто превосходит их силой, – так что ему нет надобности склонять их в свою пользу, ибо они сами охотно присоединяются к созданному им государству. Надо только не допускать, чтобы они расширялись и крепли, и тогда своими силами и при их поддержке, нетрудно будет обуздать более крупных правителей и стать полноправным хозяином в данной стране. Если же государь обо всем этом не позаботится, он скоро лишится завоеванного, но до того претерпит бесчисленное множество трудностей и невзгод.
Собственно говоря, речь идет о том, что впоследствии было названо «реалполитик» с элементами учета и использования конфигурации баланса сил[214]. Ниже автор переходит сначала к опыту завоевательной политики Рима, которая была довольно циничной, но в подавляющем большинстве случаев исключительно действенной – пока, разумеется, это государство находилось на подъеме. Затем настанет время для анализа неудач французов в современной Макиавелли Италии.
Римляне, завоевывая страну, соблюдали все названные правила: учреждали колонии, покровительствовали слабым, не давая им, однако, войти в силу; обуздывали сильных и принимали меры к тому, чтобы в страну не проникло влияние могущественных чужеземцев. Ограничусь примером Греции. Римляне привлекли на свою сторону ахейцев и этолийцев; унизили македонское царство; изгнали оттуда[215]Антиоха[216]. Но, невзирая ни на какие заслуги, не позволили ахейцам и этолийцам расширить свои владения, не поддались на лесть Филиппа[217] и не заключили с ним союза, пока не сломили его могущества, и не уступили напору Антиоха, домогавшегося владений в Греции. Римляне поступали так, как надлежит поступать всем мудрым правителям, то есть думали не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем, и старались всеми силами предотвратить возможные беды, что нетрудно сделать, если вовремя принять необходимые меры, но если дожидаться, пока беда грянет, то никакие меры не помогут, ибо недуг станет неизлечимым.
Автор «Государя» здесь пытается следовать обозначенному им самим правилу: брать все возможные уроки у «древних». Заодно он суммирует выведенные им самим правила завоевания новой страны и фактически приписывает их задним числом римлянам. Своеобразный прием, который давно уже заметили исследователи творчества Макиавелли[218]. Кроме того, Макиавелли начинает тут очень важную для себя тему предвидения и предусмотрительности, которую станет развивать ниже.
Здесь происходит то же самое, что с чахоткой: врачи говорят, что в начале эту болезнь трудно распознать, но легко излечить; если же она запущена, то ее легко распознать, но излечить трудно. Так же и в делах государства: если своевременно обнаружить зарождающийся недуг, что дано лишь мудрым правителям, то избавиться от него нетрудно, но если он запущен так, что всякому виден, то никакое снадобье уже не поможет.
В переводе Марка Юсима: «Получается так, как врачи говорят о чахотке, что вначале ее легко вылечить, но трудно распознать, а по прошествии времени, если с самого начала она была запущена, болезнь становится очевидной, но трудноизлечимой. То же и в государственных делах: зная заранее (что бывает дано только мудрым людям) о грозящих несчастьях, можно их предупредить, но если этого не случилось и угроза стала очевидной для каждого, тут уже ничем не поможешь».
214
Sullivan R. Machiavelli’s balance of power theory // Social science quarterly, 1973, Vol. 54, P. 258–270;
218
Высказывалось мнение, что Макиавелли имел мало общего с пониманием сущности античности. Свои собственные идеи он накладывал на античную историю для того, чтобы преобразовать в новую политическую теорию. – Mehmel F.Machiavelli und die Antike // Antike und Abendland. 1948. N 3. S. 183