А "[субстанцией] в наивысшей степени" первая субстанция названа потому, что та [субстанция], которая наиболее субъектна прочим вещам, может быть названа субстанцией в наивысшей степени. А наиболее субъектна первая субстанция, прочее же либо находится в первых субстанциях, либо сказывается о них как, например, роды и виды. Ведь роды и виды сказываются о своих индивидах, как "животное" и "человек" сказываются о Сократе, то есть вторые субстанции о первых. Если же [речь идет] об акциденциях, то они в первую очередь находятся в первых субстанциях. А так как и акциденции находятся в первую очередь в первых субстанциях, и вторые субстанции сказываются о первых, то первые субстанции субъектны вторым субстанциям и акциденциям. И поскольку они субъектны в наивысшей степени и суть субсистенции [32]акциденций и о них сказываются вторые субстанции, то они называются "субстанциями в наивысшей степени".
[Аристотель] говорит, что не все виды и не все роды являются вторыми субстанциями, но лишь те, которые содержат первые субстанции, как, например, "человек" и "животное". Ибо "человек" содержит Сократа, то есть некую индивидуальную субстанцию. А "животное" содержит индивида и вид, то есть "человека" и некоего человека. Поэтому Аристотель полагает, что роды и виды, которые сказываются о первых субстанциях, сами являются вторыми субстанциями, говоря об этом так: "вторыми же субстанциями называются виды, к которым принадлежат те, которые называются субстанциями в первую очередь; они и роды этих видов", и затем приводит подходящие примеры, как если бы говорил: "Не всякий род и не всякий [вид] я называю субстанцией, но лишь те виды, к которым принадлежат эти индивиды, то есть первые субстанции, и роды этих видов, содержащих первые субстанции". Это, надо полагать, сказано для того, чтобы кто-нибудь не подумал, что цвет, который есть род, или белое (album), которое есть вид, являются вторыми субстанциями, ведь они не содержат под собой первых [субстанций].
Однако кто-нибудь может сказать: каким образом индивидуальные субстанции могли быть первичными, если все то, что первично, будучи уничтоженным, уничтожает то, что является последующим, а когда исчезает последующее, более раннее не уничтожается? В самом деле, если погибнет "человек", тотчас же исчезнет и Сократ, если же исчезнет Сократ, "человек" не будет немедленно уничтожен. Следовательно, если с уничтожением родов и видов индивиды исчезают, а при уничтожении индивидов роды и виды сохраняются, было бы правильнее назвать роды и виды первичными субстанциями. Но таким образом природа индивидов понимается неверно, ибо субстанция индивидов не заключена целиком в одном Сократе или в каком-нибудь одном человеке, но во всех единичных [людях]. Ведь роды и виды постигаются не из одного единичного, но схватываются умозрением (ratio mentis) из всех отдельных индивидов. В самом деле, мы всегда предпочитаем то, что сходно в чувственных восприятиях, весьма похоже обозначать словами. Тот же, кто первым наименовал человека, не представлял себе (concipere) [человека], собранного из единичных людей, но [представлял] в уме некоего единичного индивида, которому и дал имя человека. Итак, с уничтожением единичных людей не сохранится и "человек", и при уничтожении единичных животных исчезнет и "животное". Поскольку же в этой книге речь идет о значении слов, те [субстанции], которые прежде получили имена, [Аристотель] с полным основанием назвал первыми субстанциями; прежде же имена получило то, что раньше могло быть воспринято чувствами. А чувствам подлежат первые индивиды, поэтому [Аристотель] обоснованно располагает их в делении первыми.
Таким же образом разрешается и другая проблема, которая заключается в следующем: при том, что первые умопостигаемые по природе [вещи] суть субстанции, как, например Бог и ум, почему же не их Аристотель именует первичными субстанциями? Потому, что здесь идет речь об именах, имена же сперва были даны тому, что в первую очередь являлось субъектами чувственного восприятия, любое же из того, что относится к умопостигаемой бестелесности, в получении имен считается последующим. А так как в этом труде трактуется в первую очередь об именах, то индивидуальным субстанциям, которые первые подлежат чувствам, посвящены первые слова в труде, повествующем о словах, и по нраву индивидуальные и чувственно воспринимаемые субстанции рассматриваются как первые субстанции.