Сенатор прервал его, нахмурившись:
— Вы хотите сказать, что не можете получить патенты на свои открытия в соответствии с нынешними законами?
— Совершенно верно, сказал Март. — Я не могу защитить свои открытия, поэтому, если я хочу использовать их на практике, я должен хранить их как Коммерческую тайну.
— Но здесь есть патенты, — сказал сенатор. Он поднял пачку бумаг. — У меня есть копии выданных вам патентов, охватывающих устройства, по поводу которых, похоже, возникли споры.
Март покачал головой:
— Нет, сэр. Нет никаких споров по поводу устройств, охватываемых этими патентами. Никто не пытается лишить меня привилегии сделать миллион игрушечных ракет, приводимых в движение антигравитацией, и всем все равно, стану ли я богатым владельцем игорных клубов. Но я не хочу заниматься ни производством игрушек, ни одноруких бандитов. Я был вынужден заниматься этой деятельностью из-за недостатков Патентного законодательства.
Один из членов Комитета глотнул воздух в сдерживаемом раздражении:
— Как, скажите на милость, закон Соединенных Штатов может принудить вас к такой деятельности против вашей воли?
— Минуточку, если позволите, — сказал сенатор Когсуэлл. — Возможно, нам следует позволить доктору Нэглу закончить свои показания, не прерывая его. Позже будет возможность для допроса.
— Если я помещу результаты своих исследований в свободный доступ, — сказал Март, — в промышленных и правительственных лабораториях страны закипит работа. В течение нескольких месяцев сотни инженеров в этих организациях разработают десятки полезных устройств, основанных на моих открытиях. И этим инженерам будут выданы патенты на устройства от имени корпораций, на которые они работают. Корпорации будут получать прибыль. Я не получу ни цента за свою часть работы!
— Это фантастика, — прервал его сенатор. — Я не могу поверить, что такая ситуация существует. Конечно, никто не будет пытаться заставить вас отдать свою работу просто так. Чего я не понимаю, так это всех этих разговоров о недостаточной защите в соответствии с нашим патентным законодательством. Что именно вы хотите запатентовать? Почему эту вашу так называемую Коммерческую тайну нельзя запатентовать?
Март улыбнулся и пожал плечами:
— Вы не можете требовать от меня подробного объяснения моей Коммерческой тайны здесь. В этой аудитории есть те, кто воспользовался бы ими, если бы я описал их сейчас. Вкратце, работа, которую я проделал, классифицируется патентными органами как Законы природы. А они не могут быть запатентованы.
Когсуэлл нахмурился:
— Я не слишком хорошо знаком с терминологией, и полагаю, что примером может служить Закон всемирного тяготения.
— Да, — сказал Март. — Закон гравитации был бы классифицирован патентным законодательством как Закон Природы.
— И вы предлагаете сделать так, что, если бы сэр Исаак Ньютон был жив сегодня, то он должен был иметь право запатентовать Закон всемирного тяготения?
— Вот именно, — сказал Март. — Именно это я и предлагаю.
В зале все зашевелились, послышался скрип ног по полу. Со стола Комитета раздались несдерживаемые смешки.
Председатель Когсуэлл тоже не сдержал улыбки:
— Во-первых, я не понимаю, какую пользу принесло бы доброму сэру Исааку обладание таким патентом. Я уверен, что Закон гравитации будет продолжать действовать, независимо от патента. Вы предполагаете, что патентование Закона тяготения как-то повлияло бы на нашу жизнь? Возможно, сэр Исаак мог бы взимать пошлину с каждого из нас за привилегию держаться на поверхности Земли в силу своего закона? Или взимать пошлину с каждого упавшего яблока?
Сенаторы хихикнули в унисон, повернувшись друг к другу, демонстрируя, что каждый оценил остроумие Когсуэлла. Но Март смотрел поверх их лиц, не боясь быть смешным. Он был доволен их недовольными взглядами:
— Я не делаю таких предположений.
— Тогда, пожалуйста, объясните Комитету, какую земную ценность представлял бы для сэра Исаака Ньютона патент на Закон всемирного тяготения! И какая польза будет вам, если вам выдадут патенты на то, что судя по-всему является столь же очевидными Законами природы.
— В вашем последнем утверждении кроется ошибка, которая лежит в основе всех наших трудностей в понимании друг друга, — сказал Март. — Действие гравитации очевидно. Но Закон гравитации очень далек от очевидности. Законы, которые я открыл, еще менее очевидны. На самом деле они настолько неочевидны, что я рискну предположить, что, если я не соглашусь раскрыть их не получив надлежащую патентную защиту, они могут быть не открыты по крайней мере еще сто лет.