Император Рудольф был интереснейшим человеком. Больше всего на свете он любил алхимию, картины Тициана и итальянскую скульптуру, особенно изображения голых гениев, предпочтительно пубертатного периода. Его агенты гонялись за картинами и скульптурами по всей Европе, а руководил ими мантуанец Якопо Страда, поставлявший императору отличнейшие вещи. Среди них оказался и рельеф, купленный Страдой в Венеции где-то около 1576 года - сразу после угрожающей чумы, опустошившей город и приведшей к распродаже многих венецианских наследств, в том числе и наследства семейства Тициана. Как ни странно, имя Марко Вечеллио, племянника Тициана, привязанное к рельефу, не было вымыслом. Тот и в самом деле ему принадлежал, хотя никакого отношения к созданию рельефа этот загадочный персонаж (слегка занимавшийся живописью и очень серьезно - алхимией) не имел. Однако все вместе - имя Тициана, сюжет со спящим мальчиком и легкий таинственный запашок алхимии - столь удачно слилось в единую ауру, овевавшую Гения ночи, что император с большим удовольствием заплатил за него Страде 600 дукатов и, пышно обрамив, украсил им свой дворец Бельведере в Градчанах (где коротал ночи за созданием андрогинных гомункулов и получением эликсира вечной молодости). Рудольф вообще был довольно благодушным монархом, многие другие императоры занимались вещами гораздо худшими.
В действительности Гений ночи создан неким Джованни, уроженцем Пармы, о котором известно следующее: в середине 1530-х он появился в мастерской художника Франческо Пармиджанино, к концу жизни помешавшегося на алхимии, и сопровождал своего учителя до самой его смерти, наступившей в 1540 году, в возрасте 37 лет. У Пармиджанино в это время была куча неприятностей с заказом на фрески в одной из пармских церквей, которые он никак не мог закончить; заказчики добились даже его временного заключения в тюрьму за нарушение договора. Судя по автопортрету последних лет, Пармиджанино производил впечатление совершенного безумца, но для юности безумие маэстро часто притягательнее разума. Во всяком случае, мы имеем документ, описывающий Джованни, посланного Пармиджанино уговорить другого художника, Джулио Романо, отказаться от предложения церковного совета передать ему заказ на исполнение тех самых фресок, что Пармиджанино никак не мог закончить. Джулио сообщает, что ему принес письмо «безбородый юноша, говорящий много и витиевато, все какими-то иероглифами. Он очень предан этому м «ессиру» Ф «ранчес» ко». Безбородый юноша и был тем самым Джованни. Пармиджанино в подарок ему создал рисунок Гения ночи, по которому Джованни вырезал рельеф - свою первую (и единственную ныне известную) работу. После смерти Пармиджанино молодой Джованни отправился в Венецию, где поступил в мастерскую Тициана. Там он сошелся с Марко, вместе с ним занимался алхимическими опытами (что страшно раздражало дядю) и сгинул в чумной Венеции где-то в конце 1540-х - судя по всему, вместе с тициановским племянником. Рельеф же остался.
Забавная история. Имеет ли отношение ценность Гения ночи к ценам, которые за него платили многочисленные владельцы? Кто его создал, Джованни ли, Пармиджанино, Тициан с Рафаэлем, Козловский, Кристина с императором - или грант господина Гэтсби, позволивший раскрутить весь сюжет? Что все-таки в нем дороже - то, что он стоит два с половиной миллиона фунтов, или то, что он растворился в московских сумерках? Кому как.
* ЛИЦА *
Алексей Крижевский
Свет в подвале
Нелегальная торговля святым в советское время
Ключевой персонаж московского рок-андерграунда 80-х, бас-гитарист «Звуков Му» Александр Липницкий к моменту основания группы был отличником советской торговли - правда, подпольной. Спекулировать иконами он начал в начале 70-х, а к нынешнему моменту превратился в коллекционера и эксперта по древнерусскому искусству.
I.
- Вы помните, как и почему начали заниматься иконами?
- Как любой нормальный человек, в девятнадцать лет я хотел зарабатывать. И род моего заработка в начале семидесятых имел простое и четкое название: фарцовка. Кто-то промышлял шмотками - ну, а я начал с коллекционирования и торговли пластинками и западными журналами. И это был не столько способ извлечения прибыли, сколько средство утоления собственной познавательной жажды: продав три пластинки (или пять журналов), один (или одну) можно было оставить себе. Иконами я начал заниматься из чистого интереса. Мне в те годы казалось, что разыскивать и выкупать иконы в СССР - это все равно, что быть конкистадором в Южной Америке. В семидесятых по селам еще можно было найти много предметов старины - столетние книги, прялки, иконы. Деревня хранила в себе еще много запасов. И не совсем отдавала себе отчет в том, чем она, собственно, владеет.