Выпрямившись, он не увидел бабьей фигуры фальшивого мента: тот скрылся за углом, а может, затаился и следит за поведением Рафинада…
«Ну и черт с тобой», — подумал Рафинад в уверенности, что их пути никогда больше не пересекутся.
Не знал в ту осеннюю излетную белую ночь Рафаил Наумович Дорман, больше известный в кругу друзей под прозвищем Рафинад, что через два с лишним года на его пути вновь возникнет бывший санитар спецмедвытрезвителя Егор Краюхин. И встреча станет для одного из них роковой. Известная формула о том, что случайность есть непременное условие закономерности, зловеще сомкнется спустя два с лишним года после этой теплой ночи начала осени 1989 года…
Тишина, густая и липкая, точно патока, зашпаклевала коридор, утекала в распахнутые двери комнат — в рабочий кабинет отца, в гостиную, в спальную комнату родителей. Казалось, квартира мертва. Но Рафинад знал: стоит только ему оказаться у себя, в десятиметровом закутке на месте бывшего чулана, и включить свет, как…
— Наконец-то он вернулся, — послышался голос матери.
— Завтра, завтра, — отозвался сонный голос отца. — Будем спать.
Голоса раздраженно переплелись.
— Рафа, иди сюда, — сдался отец. — Маме не терпится тебя обрадовать.
«Шли бы вы к… матери! Как вы мне осточертели, козлы, — проговорил про себя Рафинад. — Стоит воротиться домой — что днем, что ночью…»
Рафинад расстегнул куртку, повесил на спинку стула, сдрыгнул кроссовки, поискал глазами комнатные туфли… Опять мать наводила порядок в его берлоге и выставила шлепанцы в коридор. Аккуратно убранная узкая тахта подтверждала его догадку — обычно он просто набрасывал одеяло. И на столе был порядок: книги по экономике, по маркетингу, английский самоучитель — все собрано в стопку и сдвинуто к краю стола.
— Долго нам ждать? — В голосе отца звучало недовольство.
У Рафинада была одна слабость — с детства он боялся своего отца, стоматолога Наума Дормана, человека узкоплечего, маленького и жилистого, чем-то похожего на щипцы, которыми папаша Наум выдирал зубы пациентов. Дорман имел патент, что было по. тем временам большой редкостью. Щипцы хранились в стеклянном шкафу, в стерильной чистоте, и Рафинаду казалось, что в хромированных ванночках рядком сложены тушки папаши Дормана с тесно сомкнутыми узкими губами. Этот рефлекс закрепился в сознании маленького Рафика с детства, когда при нем отец удалял зуб у какого-то мальчика-пациента и тот орал так, что соседи вызвали милицию. Отец клялся, что дозы новокаина хватило бы и слону, просто мальчишка орал от страха. Как бы то ни было, стародавняя история запала в память Рафинада на всю жизнь.
С годами детский страх пригас, растворился. Но иногда страх вдруг просыпался, особенно если отец гневался на Рафинада, такое случалось нередко, ибо сын папаши Наума был не из пай-мальчиков. Рафинад презирал в себе эту детскую закомплексованность и старался подавить ее дерзостью и независимым поведением, но все равно в глубине души страх не покидал его. Необходим особый случай, который раз и навсегда избавит его от робости перед отцом. Надо перешагнуть этот порог. «Когда-нибудь я дам в морду своему папаше, — думал в минуты скандала Рафинад. — И на этом все кончится». А пока…
Рафинад торопливо переодевался в свою домашнюю хламиду — ветхие спортивные рейтузы, свитер, траченный молью носки. Он чувствовал, что сейчас в дверях комнаты возникнет невзрачная фигура отца в длинных сатиновых трусах и больничной рубашке, этих ночных рубашек с огромным несмываемым больничным штампом в доме скопилось великое множество.
Рафинад успел опередить отца, — когда он появился на пороге родительской спальни, отец еще поднимался с кровати…
— Ну?! — проговорил Рафинад. — Я вижу, мама опять наводила порядок в моей комнате?
— Тебе от этого плохо? — проворчал отец, возвращаясь в постель и пряча под одеяло тощие ноги.
— Должны были прийти люди, Рафик, — произнесла мать, — могли заглянуть в твою комнату. У тебя так все неопрятно.
Мать облокотилась о высокую подушку. Ее густые рыжеватые волосы падали на плечи, прикрытые тонким батистом комбинации.
— Какие люди, мама? — Рафинад прильнул к дверному косяку.
— Приходили Смелянские… Папины старые пациенты.
— У которых лупоглазая дочка? — уточнил Рафинад.
История с дочерью Смелянских еще не выветрилась из памяти Рафинада. Его опытный глаз сразу, при первом знакомстве, определил, что на туповатой с виду, длинношеей девице с чуть навыкате серыми глазами пробы негде ставить. Склонив ее к свиданию, Рафинад повез девицу за город, на дачу своего школьного дружка Феликса Чернова, где в летней кухне без лишних слов убедился в верности своего наметанного глаза. Девица повизгивала, изображая нечеловеческую страсть, оставляя на спине Рафинада глубокие следы ногтей, точно Рафинада терзали бенгальские тигры. «Зачем нам такие доказательства!» — думал тогда Рафинад, собирая разбросанные по летней кухне интимные принадлежности, мучаясь от свежих ссадин…