Началось с душераздирающих криков и громкой ругани, на которую не скупился взволнованный женский голосок. Затем кто‑то завизжал, заохал, в ответ послышались звучные шлепки. Бебий рывком сел на ложе. Из коридора неслось «Ой, убивают! Уберите от меня эту безумную! Отнимите у нее кинжал!», — все комком! — затем тончайшее «Ой — ё-ё — ё-ё — ё-й!» и, наконец, кто‑то рявкнул басом: «Лярвы вас раздери, что здесь творится!»
Бебий не выдержал и выскочил в коридор.
У дверей спальни императора шла отчаянная борьба. Какая‑то молоденькая девица с распущенными волосами, в разорванной тунике, совершенно обезумевшая, пыталась достать кинжалом до смерти напуганного, нарумяненного и надушенного Саотера, который, по — видимому, направлялся в спальню Коммода. Визжал вольноотпущенник, грозила и нападала девица. Ее пытался удержать могучий преторианец, однако и ему было нелегко справиться с напором, который выказала неизвестная злоумышленница. Разгневанный, появившийся в окружении толпы слуг император, которому принадлежало: «Лярвы вас раздери!..» — тоже пытался разнять дерущихся.
На лице вольноотпущенника кровоточила глубокая ссадина. Он пока не замечал ее, однако стоило ему провести рукой по щеке, потом заинтересованно оглядеть ее — отчего ладонь намокла? — как он тут же потерял сознание и опустился на пол.
Коммод рассвирепел, принялся кричать на девицу — как она смеет врываться в государевы покои, поднимать здесь шум! Ступай на кухню, там твое место! Затем попытался ударить ее. Девица смело подставила ему обнаженную грудь и ответила что‑то совершенно невообразимое — ты не смеешь меня прогонять! Я твоя супруга! Почему ты не допускаешь меня к себе, а тешишься с этим извращенцем и негодяем!
Изумленный Бебий открыл рот — вид у него был поистине дурацкий, что не преминул отметить Коммод. Заметив легата, он ткнул пальцем в его сторону и залился хохотом.
— Взгляните на Бебия! — закричал он, призывая всех, кто находился в коридоре, отвлечься от драки и обратить внимание на новое действующее лицо. — «Любимчик» совсем ополоумел.
Затем он игриво окликнул его.
— Бебий! Челюсть потеряешь.
Легат опомнился, закрыл рот, хмыкнул, спросил.
— Чем могу помочь, государь?
— Без тебя разберемся. Дело, как говорится, семейное. А начет шума не беспокойся, Переннис все уладит. Ступай.
Бебий едва не откликнулся: «Слушаюсь, цезарь!» — однако в последнее мгновение решил, что это уже слишком. Нельзя же выглядеть полным дураком, которого по команде отправляют спать. Он, соблюдая достоинство, потоптался на пороге, затем вернулся в спальню. Дверь оставил чуть приоткрытой.
Свалка постепенно перешла в нервное выяснение отношений и поиск компромисса (разговор по — прежнему велся на повышенных тонах). Император вроде бы нашел приемлемое решение и предложил рыдающей девице пройти в спальню вместе с пришедшим в себя и вставшим с пола Саотером. Это будет здорово, пообещал ей император, и вполне по — человечески, ведь не в моих правилах обижать близких мне людей. Ему тоже хочется, он указал на вольноотпущенника, и тебе, Кокцея, хочется. И мне хочется, вот и совместим наши желания в единую ненасытную страсть.
Кокцее этот вариант был явно не по душе. Она попыталась вновь напасть на Саотера.
— Убирайся прочь, служитель гнусной Изиды. Луций, прогони его…
Бебий не выдержал, наглухо закрыл дверь, тупо, словно спросонья, оглядел предоставленную ему комнату, словно ожидая и здесь увидеть что‑то невероятное. Что‑нибудь чудовищное, неожиданное… Например, прежнего императора. Привидению он удивился бы меньше, чем Кокцее, утверждавшей, что она является «супругой» императора. Эти два понятия — Кокцея и супруга правителя великого Рима — совместно не укладывались в голове. Когда молодой цезарь обзавелся супругой? Почему в армии об этом ничего не известно? Что скажут в легионе, когда весть о женитьбе молодого цезаря дойдет до солдат? Как объяснить, почему по такому торжественному случаю не были розданы наградные?