Перемирие было верным признаком капитуляции, и оставалась неизвестной только дата, когда неприятельская армия вступит в преданный город.
Те, кто так долго утверждал, что правительство никогда не сдастся, что Дюкро вернется или мертвым, или победителем, что ни пяди земли, ни одного камня крепостей не будет уступлено неприятелю, увидели наконец, что их обманывали.
Вот как обходились с арестованными 22 января и с теми, кого перевели в Венсенн и кто поэтому не мог быть освобожден революционерами, как Флуранс: «Несчастные, – говорит Лефрансэ, – которых перевели в Венсенн, пробыли там восемь дней без огня; через окна замковой башни, куда они были заперты, падал снег; они лежали как попало на пространстве приблизительно в 150 квадратных метров, в самой отвратительной грязи».
Один из них, арестованный за 31 октября, гражданин Тибальди, вынесший всякого рода физические и нравственные пытки в Кайенне[79], где империя держала его 13 лет, заявлял, что ничего подобного он никогда не видел.
Потом их перевели из Венсенна в тюрьму Сантэ, где они две недели оставались в нетопленных камерах, по стенам которых стекала вода, так что белье и простыни никогда не просыхали; затем их перевели в Пелажи, где им еще два месяца пришлось ждать приговора военного суда.
В числе задержанных 22 января был Делеклюз, брошенный в этот ад, как и все, только за то, что был редактором закрытой газеты «Пробуждение». Делеклюз, 65-летний старик, слабый, страдающий острым бронхитом, был полумертвым выпущен из тюрьмы; на выборах 8 февраля он был избран в Законодательное собрание в Бордо.
Один рабочий, гражданин Мань, был арестован по дороге из своей мастерской домой.
Он был уже болен и через месяц умер в Пелажи, замученный вконец режимом этой тюрьмы[80].
Вечером 22 января был расклеен декрет о закрытии клубов в Париже…
Бомбардировка Парижа психологически успокаивала в том смысле, что все-таки оставалась еще надежда на последний бой.
Когда после 28 января она прекратилась, население почувствовало, что его предали; оставался один исход: умереть, если только восстание невозможно.
Как! Все мертвецы, лежащие грудами, одни на полях, другие – на камнях мостовой; старики, умершие от бедствий осады, – все это не послужит ни к чему, кроме как к народному унижению, и слово «Республика» будет только маской!
Как! Так это и есть то, что издали рисовалось в лучах славы!
Всякий республиканец был объявлен врагом Республики.
Жюль Фавр, Жюль Симон, Гарнье-Пажес объезжали департаменты; Гамбетта успел задушить лионскую и марсельскую Коммуны, вызванные революцией 4 сентября, с той же развязностью, с какой он на следующий день после 14 августа требовал смертной казни для ля-виллетских бандитов.
VI
Женщины 1870 года
Среди самых непримиримых борцов, которые сражались с завоевателем и защищали Республику, эту зарю свободы, было немало женщин.
Из женщин захотели образовать особую «касту», и под давлением силы и обстоятельств произошло наше обособление: нас не спрашивали, хотим ли мы этого, и нам не с кем было посоветоваться. Новый мир соединит нас с освобожденным человечеством, в котором каждое существо найдет себе место.
Мария Дерезм храбро боролась за права женщин, но исключительно с идейной стороны; в профессиональных школах работали жена Жюля Симона, Полен, Жюли Туссен. Школа для маленьких детей, которую устроила Пан-Карпантье на улице Отфейль, так близко примыкала во время империи к обществу первоначального обучения, что наиболее активные труженицы участвовали во всех группах сразу. В этом деле нам помогал Франколен из Общества первоначального обучения, которого, вследствие его сходства с учеными эпохи алхимии, мы в товарищеском кругу называли «доктор Франколинус».
Он основал почти без посторонней помощи бесплатную профессиональную школу на улице Тэвено.
Там занимались вечером. Те из нас, кто работал там, могли таким образом отправляться на улицу Тэвено, кончив занятия в своих классах. Почти все мы были воспитательницами; с нами была и Мария Ля-Сесилия, в то время молодая девушка; директрисой была Мария Андре; несколько женщин вели преподавание. Я читала три курса: литературу, где так легко можно было отыскать цитаты из прекрасных авторов, подходящие к настоящему моменту; историческую географию, где названия и исследования прошлого приводили к именам и открытиям нашего времени. Читая эти курсы, так уместно было рисовать картины будущего на развалинах прошлого. Я с наслаждением отдавалась этой работе.
79