— Ага, в котельной… Куда вы, теть Саня?.. Там на улице — ой-ей, пурга, холодрыга, хулиганы бегают!.. Разденут еще!..
— Я к мамке твоей. В гости. Чайку попьем там с ней — около котлов. Покалякаем.
— Теть Саня!.. Вы как пьяная… Поздно же!.. Убьют вас, ребеночка жалко!..
— Цыц, Галка!.. Я уже ничего не боюсь.
САНЯ В КОТЕЛЬНОЙ У ПАНИ ПИШЕТ СТЕПКЕ БЕЗУМНОЕ ПИСЬМО
Степочка мой! Я в котельной, у Пани.
Огонь горит в черных котлах.
Я от слез стала слепая.
А перед родами — жгучий страх.
Я боюсь, что в родах помру, Степа.
Ну и лучше — сам воспитай сынка.
Да воспитай — царевича, не холопа!
Чтоб не подставлялась пощечине щека…
Да ты не сможешь. Ты трус. Ты тряпка.
Ты Райкиного мата боишься, как огня…
А пусть будет Райка у меня повивальной бабкой!..
Пусть примет твоего сынка — у меня!..
Я люблю тебя! Я тебя ненавижу.
Я в глаза твои холуйские — смачно плюю.
А когда ты с ней распишешься, с рыжей?..
Я тебя ненавижу!
Я тебя люблю.
Я люблю тебя — трус, подкаблучник чертов,
Юбочник, бабник, слюнявый лакей!..
Играй свою музыку третьего сорта —
Там… под визги кабацких зверей…
Я люблю тебя…
Я — люблю тебя… Степка…
Отец моего сына.
Возлюбленный мой.
Вот жизнь моя — тобою опрокинутая стопка
Во глотку кромешной тьмы глухонемой.
Паня спит на табуретах…
Плохо топит, зараза.
Холодно. Холодно. Холодно мне.
А если что — так лучше сразу.
Как совковый мусор — в котельном огне.
— Ты?!
— Я.
— Навестил…
— Ты, сволочь. Не мешай мне жить. Не мешай нам с Раисой жить. Отвали от нас раз и навсегда.
— Ты…
— Сволочь подзаборная. Нагуляла с кем-то, а меня в отцы записать норовишь. Не выйдет дохлый номер. Руки коротки. Зубы обломаешь. Чем докажешь?
— Ты…
— Ты мне не тыкай. Ты прекрати Раисе на мозги капать. Ты че — на ее жалость бьешь? На мою жалость бьешь? Кого обмануть хочешь, сволочь?
— Ты…
— И щенка твоего, и тебя — утопить мало. Да руки об вас марать не буду. А Райка — моя законная жена, понятно? Мы с ней вчера оформили наши отношения. И прошу в нашу семью грязными лапами не лезть!
— Ты!..
— На, подавись. Тут пять тысяч. Тебе и твоему щенку на прокорм хватит. И отрубись от нас подобру-поздорову. А не отрубишься — я тебя сам… отрублю.
— Ты…
— Ариведерчи. Стефания… Сандрелли.
— Ты…
— Только покажись еще на горизонте. Только попробуй. Только замаячь. Я тебя везде найду.
— Степочка… Не надо. Я сама.
Тамарочка… Тамарочка… Меня ты поучи,
Как за младенчиком ходить — да только не молчи…
От колыбели до печи — мотаться челноком,
Нагретый пробовать кефир губами, языком…
Как дети малые растут?.. В длину да в ширину…
А ночью как зачнет блажить — и глаз я не сомкну…
А в детстве — соня я была… Теперь — пойдет тюрьма:
Варить, гулять, качать, стирать, — ох, я сойду с ума…
Так — дети малые растут!
Так — вымахают враз,
Так — на войну, смеясь, уйдут, не щуря детских глаз…
А эти соски, пузырьки, коляски их, сачки —
Навек впечатаны в мои широкие зрачки…
Тамарочка!.. Мне лифчик мал… Я пахну молоком…
Я все никак не проглочу горючий в горле ком…
Ты подскажи мне, что мне есть, на сон грядущий — пить,
Чтоб там ему… внутри меня… привольно было жить…
Ты научи — как пеленать… Какие песни петь…
Эх, Томка, жизнь-то прожита на молодую треть —
А мне все мнится, будто я — старуха Изергиль…
Что косы — лунная… в небес… осыпала мне пыль…
Что я — стара! Что я — дыра!
Что мой большой живот —
Дом нежилой, шалаш лесной — никто там не живет,
А сын мой только снится мне, приходит по ночам
И говорит:
ты, дура мать. Я сам рожусь! Я сам…
И брюхо я свое крещу, как будто бы солю,
И снова этот нищий мир невидяще люблю.
— Санечка… Зайди ко мне на одну секунду.
— На одну?..