Выбрать главу
Эх, закурить бы… Табачку бы… Сестра!.. Водички бы испить!.. От страха пересохли губы. Снотворным бездны не избыть. И, одинока и патлата, я знаю все про этот свет, Таким пророчеством богата, что слов уже навеки нет, А только хрипы, клокотанье меж сцепленных в тоске зубов, — И бешеным, больным молчаньем Кричу             про вечную любовь.

«Лечебницы глухие стены…»

Лечебницы глухие стены. Стерильный пол. На окнах — грязь. Сюда приходят неизменно. Рыдая. Молча. И смеясь.
Кому-то ночью стало плохо. А у кого недуг — в крови. У тяжелобольной эпохи — Острейший дефицит любви.
И так с ума безумно сходят, О яростных грехах кричат — Надсадно, честно, при народе, В чистейшей белизне палат!
И уж сестра идет с уколом, Шепча: — Ну вот и боли нет…
И видит человека голым — Каким родился он на свет.

«Тьма стиснута беленою палатой…»

Тьма стиснута беленою палатой. На тумбочках — печенья тихо спят. Больные спят, разметаны, распяты. Бессонные — в тугую тьму глядят.
Скажи мне, кто больной, а кто здоровый?.. Нас замесили. Тесто подойдет Как раз к утру.                   Вначале было Слово… — В конце…                 …уже никто не разберет…
Им — хлеб и воду! Папиросы пламя! Им — номер на отгибе простыни! И так об кружку застучат зубами, Что спутаю — где мы, а где они!
И так пойму, из кружки той глотая, Что нет границы,                    что ОНИ и МЫ — Одна любовь, едина плоть святая — Средь саванной, январской яркой тьмы.

«Темнота. Иду по палатам…»

Темнота. Иду по палатам. Господи! Как трудно быть проклятым! Иней солью стекла повызвездил… Ветер битой форточкой выстрелил… В кромешной темнотище — хрипло, многолюдно. Дай вынесу за тобой. Мне не трудно. Дай простынку поправлю. Чай, мы не чужие. Ты, с капельницей, — спокойно лежи. А то пойдет мимо крови лекарство В иное царство, в чужое государство… Возьми сухарик. Дай в кружке размочу. Самому разгрызть не по плечу. Читаешь?.. Не ослепни…                   На страницу — белую парчу — Дай карманным фонариком посвечу… Закури чинарик, ханурик… Я тебя люблю. Я с тобой больничный харч делю — А ты стакан молока мне в лицо — плесь!
…Хлеб наш насущный Даждь нам днесь.

«Родные мои… Не плачьте…»

— Родные мои…           Не плачьте…               Я заплачу вместе с вами… Говорите мне — кожей, руками, бровями,           а коль не можете, — то словами.
Говорите мне запахами, стонами… Я все пойму. Эта речь — только сердцу. Никогда — уму.
Говорите мне все!           Ваши тайны выбалтывайте — Как сжигали живые картины, выбаливайте, Как дитя, замотавши в тряпье неопрятное, Под крыльцо, изукрашенное инеем, прятали, Как, распяв невесомую нежность в сарае, Насладившись, в покаянных слезах умирали, Как по вене шагали афганскою бритвой…
Говорите мне все… Руганью и молитвой…
Я все знаки пойму. Я все страхи запомню. Я посмертное ваше желанье исполню.
Для того в этот мир и пришла, чтоб заполнить Ваших рук — пустоту. Вашу волю — исполнить.
Я такая, как вы! Не лечите, врачи. …Вечный бред мой — Мария,                    а пред ней — две свечи…