А-а! Чем спастись?!
Мысль? Музыка? Перо?!
Кисть?!
Нет! Нет! Нет!
Есть этот свет.
Но есть и другой свет.
Там наши вопли никому не нужны.
Там нет мира и нет войны.
Его отрицали. Но он есть.
Там живет мой отец.
Он оттуда принес весть.
Он сказал мне:
— Там холодно, детка…
Но там — настоящая жизнь.
А ты здесь — еще немного —
ну, продержись.
Глаза отца горели — два ледяных огня!
…Возьми — меня…
Унеси — меня…
Если не придешь — вот спасенья… горсть.
Я, как и ты, в сем мире — гость.
Силы наскребу — улететь… уйти…
(Шарит под матрацем, вытаскивает припрятанные таблетки. Два санитара подходят каменно).
Что вы со мной делаете?!
Пустите! Пустите!
Пусти………………………
………………………………………
— Всем сделала снотворное, Маша?..
— Кажись, всем. Умаялись они.
— Да и мы умаялись. Пора и честь знать. Машутка, ты шприцы кипятить положила?.. Расческа есть?.. Дай… Ох, сама с ума скоро сойду… Открой окно. Духота…
— А не замерзнем?..
— Замерзнем, так согреемся. Чайку вскипячу… Ух, морозец славный дохнул! А небо-то, небо какое страшное — как разукрашенное… Звезд повысыпало — смерть!..
— На шубу, простудишься.
— Вот и благодать… Слышь, зазвонили. Отец Григорий с похмелья проснулся. Выпьем и мы чайку.
— Можно и спиртику… Мензурка — вот она…
— Закусывать нечем.
«Донн-донн… Донн-донн…»
Донн-донн… Донн-донн…
С ближней церкви — тяжкий звон.
Тяжкий звон — в легчайшей мгле.
Спите, люди, на Земле.
Спят сестрички и врачи.
Жертвы спят и палачи.
Спят, раскинувшись крестом —
Под забором, под мостом,
Спят, забывшись от лекарств,
Не желая новых царств,
Спят и видят мир иной —
Мир, не траченный войной,
Мир, не убиенный злом,
С ясным, праведным челом…
Донн-донн…
Снег да снег…
Спят, не размыкая век.
Спят, не отвернув лица.
Спят навек
и до конца.