Выбрать главу
Не плачь, дитя мое, не плачь. Дай поцелую твой живот. О Господи, как он горяч… До свадьбы… это заживет…
И по щекам катят моим — О Господи, то плачу я Сама!.. — и керосин, и дым, И синь отжатого белья,
И гильзы, что нашел в золе На пустыре, и маргарин Растопленный, и в серебре Береза — светит сквозь бензин,
И лозунги, и кумачи Над дырами подъездов тех, Где наподобие парчи Блатной сверкает визг и смех! —
И заводская наша гарь, И магазин — стада овец, И рубит рыночный наш царь Мне к Ноябрю — на холодец,
Набитого трамвая звон, И я одна, опять одна, И день безлюбьем опален, И ночь безлюбьем сожжена, —
А ты у матери — живой! Пусть лупит! Что есть силы бьет!
Не плачь. Я — плачу над тобой, Пацан,         родимый мой народ.

— Дяденька, дяденька! Иди сюда, на кухню… Здесь у мамки блины холодные остались… Щас найду… Вот они — под миской… На…

— Дочка!.. Спасибо тебе, Бог тебя наградит…

— Дяденька, да ты не плачь, а ешь… У тебя слезы в бороде.

— Милашечка… И-эх!.. это все ништяк, а вот добрых душ на свете мало — ох, штой-то не видать…

— Дяденька, а почему у тебя гармошка — красная?

— Потому что песня моя — прекрасная.

— Спой! Спой, пока Киселиха не пришла! А то она если услышит — щас завоет. И будет петь “Когда мы сходили на борт в холодные мрачные трюмы…” Я ей рыбок подарила, мальков, живородящих, а она только все свечку перед иконой жгла, а рыбок не кормила — и уморила. Спой!

— И-эх, гармошечка жалобная, стерлядочка жареная!..

— Дяденька, а из чего твоя вторая нога сделана? Из дерева?..

— Дочка, дочка!.. Из дуба мореного… Это меня — под Кенигсбергом шарахнуло… Пахнет от меня крепко?.. Я нынче имянинник — беленькой купил…

— Пахнет. Как от дяди Валеры.

— Слухай песню! Неповторимую.

ОДНОНОГИЙ СТАРИК ИГРАЕТ НА ГАРМОШКЕ И ПОЕТ

Время наше, время наше, стреляное времячко! То — навалом щей да каши, То — прикладом в темячко…
Рота-рота да пехота, всю войну я отпахал — Отдохнуть теперь охота, а вокруг кричат: нахал!
Инвалид, инвалид, головушка тверезая, К дождю-снегу не болит Нога твоя отрезанная?..
Так живу — в поездах да во крытых рынках. Папироса в зубах да глаза-барвинки.
Государство ты страна, тюремная решетка: То ли мир, то ли война — два с полтиной водка!
Я протезом гремлю да на всю Расею: Поплясать я люблю — от музыки косею!
Эх, музыка ты моя, клавиши играют!.. До исподнего белья В тюрьмах раздевают…
Кушал Сталин знатный харч, а Хрущев ест икру… Я в подвале — плачь не плачь — так голодным и помру!
Выдают мне паек: соль, картошку и ржаной! Эх, куплю себе чаек да на весь четвертной!..
Так чифирчик заварю, да попью вприкуску, В окно гляну на зарю зимних далей русских:
То не белые поля — алые полотнища! То родимая земля флагами полощется…
Флаги винны, флаги красны — сколько крови пролито!.. Неужель снега напрасно кровушкою политы?..
Помню: стылый окоп. Тишь после взрыва. И под каскою — лоб мыслит, потный: живы…
Да, живой я, живой! И пою, и плачу, И гармошки крик лихой за пазуху прячу!
И протезом об пол — стук! Деньги — в шапку?.. — в каску!.. Друг, налей, выпей, друг, Да за эту пляску…

— Вон, вон пошла. Цаца заморская.

— Давно ль из своей Тарасихи примыкалась сюды, детишек чужих нянькала… На портниху выучилась — и думает, все, золотое дно…

— А сама-то дура стоеросовая — другая б на ее месте жила так жила! Какие б заказы брала, у богатеньких… А эта — блаженненькая: то бабке слепой сошьет за пятерочку — цельно зимнее пальто, из огрызков, то истопницыной дочке из пес знат каких обмотков — свитер наворачиват…

— А руки золотые!