Коммуналка

— Да ну. Так-то всяка баба может. Нашла што хвалить.

— Да она втихаря-то берет платья-то блестящие, с люрексом, шить. Свадебные… еврейским невестам… у Герштейнов-то свадьба была!.. а я лоскуток нашла. Точь-в-точь такой, как платье у Фирки. Под ейною дверью.

— Вот оторва!.. И ведь тихо шьет, как крыса корабельная, сидит — машинки-то не слыхать…

— Вон, вон костыляет. Задом вертит. Подпоясалась, как сноп.

— А че? Талия у нее ниче. Как у Софи Лорен.

— Тю!.. Да она брехала однажды — бухая што ли, была?.. — што у нее каки-то старики деды, взаправду из Италии родом были…

— Сочинят!..

— Деревенска она и есть деревенска. Кака тут Италия. Под носом у няе Италия.

— А на всех как с башни глядит. С прищуром.

— Скулы-та каки широкие. Как сковорода, лицо. Италья-а-анка!.. Тьфу…

— Это к ней ходит?.. Лабух из ресторана?.. Степка?..

— А как же. Днюет и ночует.

— Да она с них со всех деньги берет. А в ресторане за вечер — знашь, сколь можно нагрести?..

— Ушла… Дверью-та как хлобыснула! Как бомбу взорвала. Портниха лупоглазая. Вот всех люблю, всех люблю в квартире. А ее нет. Гордая! Не здоровается. Да Степка, хахаль, тоже оторви и брось. Давеча — трезвон! Открываю. Он стоит, еле держит ящик с вином. “Я звонок носом нажал, извините”, — грит…

— Если все хахали ейные будут носами на звонки нажимать…

— Или еще чем…

— Губищи толстые, морда румяная, ну чисто доярка!.. И што они все в ней находят?.. Портниха… Нянька…

— Санька! Муфту забыла!

— Пальчики итальянски застудишь!

— Личико от мороза в мех не спрячешь — обморозишь щечки — куды Степка-та будет целовать?..

— Все туды.

— Закрой форточку, Зинаида. Кончай над человеком измываться.

— Да она все одно не слышит. Са-анька!.. Не упади на каблуках, корова!..

— Кости переломат — есть кому полечить.

— Я люблю тебя, я люблю тебя, Степка.
Я сегодня ночью шила до трех.
Ты обхватишь руками — и страшно, и знобко,
Зубы друг об дружку стучат, как горох…
Я, гляди, — лиловой крашусь помадой!
Амальгаму зеркал проглядела до дна…
Я безумная. Нету с собою сладу.
Я с тобою — как пьяная: без вина.
Я люблю тебя, я люблю тебя, Степка!
Ох, зачем я в кабак твой поесть зашла?!
А ты брямкал, горбясь, по клавишам топким,
Из-под пальцев твоих — моя жизнь текла…
Моя жизнь: изба в Тарасихе вьюжной,
Ребятня мокроносая, мамкин гроб,
Да отец-матерщинник, кривой, недужный, —
Поцелуй его помнит росстанный лоб…
Моя жизнь: чужие орущие дети,
Подтираю за ними, им парю, варю, —
Рвущий деньги из рук шестикрылый ветер,
И капрон на ногах — назло январю!
Моя жизнь — бормотанье швейной машинки,
Проймы-вытачки — по газетам — резцом,
Бабий век, поделенный на две половинки:
С гладкокожим лицом — и с изрытым лицом…
А тут сел ты за столик, заказал заливное,
Взял исколотую, крепкую руку мою —
И я холод небес ощутила спиною
У великой, черной любви на краю!
Я люблю тебя!
            Ты — хрупкий, с виду — хлипкий,
А на деле — весь из железа, из тугих узлов:
Ты рояль свой кабацкий разбиваешь с улыбкой
Песнями нашей жизни — песнями без слов!
Песни трамваев, буги-вуги магазинов,
Твисты пельменных, комиссионок, пивных —
Я их танцую и пою — во бензинах —
Сиренью щек и гвоздикою губ шальных…
Да, я молодая еще!
               Я люблю тебя, Степка!
Соседки кричат: “Шалава!..
                Красный фонарь повесь!..”

А мне ни с кем еще не было так нежно,
                    так кротко, так робко.
И никогда больше ни с кем не будет так,
                                       как с тобою — здесь.

— Мамка! Сбей мне масло.

— Петька, отвяжись.

— Сбей! Из сметаны.

— Отвяжись!

— …Возьми, Анфиса, у меня в холодильнике стоит в банке.

— Не возьму. Ты небось мужу к щам купила.

— Муж перебьется. А Петька твой в рост пошел. Косточки вытягиваются. Корми дитя, Анфиса!

— Да я тебе щас денежку…

— Спрячь свое серебришко. Чай, не червонцы за сметану отдала. Не хлюпай носом!.. А хоть бы даже и червонцы.

АНФИСА СБИВАЕТ СМЕТАНУ В МАСЛО ДЛЯ ПЕТЬКИ

Не в судорге, не спьяну,
Не в куреве-дыму —
Сбиваю я сметану
Да сыну моему.