Она поднималась, отыскивала в своих бесчисленных ящичках старинного бюро письма подруг или бывших любовников и читала при свете лампы. Иногда на глаза попадался бесценный томик Тютчева или Кольриджа, ночь тогда проходила незаметно, и под утро старушка засыпала, накрывшись пледом прямо в кресле.
О её образе жизни из жильцов никто не знал, а вот о них она многое могла сказать. Все они, по её мнению, были настоящие, забытые Богом, неудачники. Жили здесь, строя свою жалкую жизнь.
Больше всего её раздражали молодые жильцы, со свойственной им уверенностью, что они всегда будут молоды, разбогатеют и уедут отсюда, что жизнь вечна и происходит по их плану.
Конечно, эти самоуверенные девицы и парни получали от судьбы своё. Рано или поздно кто-нибудь из них заболевал, кто-нибудь был несчастлив в браке, у кого-то не было детей, а кто-то не возвращался с войны или из армии.
Много поколений Василиса Мартыновна наслаждалась этой игрой судеб, и почти всегда справедливость торжествовала. Чужую жизнь нельзя было назвать счастливой, а в этом и состояла высшая справедливость.
Лето уже мучило жарой, ещё не успев начаться, и из-за духоты приходилось распахивать окна, впуская пыль и комаров. Старушка раздражённо отмахивалась, потому что москитные сетки были старые и дырявые. Шёл второй час ночи, в квартирах стояла тишина, изредка нарушаемая спешащими поездами. Они очень сильно мешали спать или даже пытаться заснуть, и Василиса Мартыновна их ненавидела лютой ненавистью уже давным-давно.
Несмотря на старость, слух у неё был отменный, иногда удавалось услышать очень пикантные подробности чужой личной жизни. Но в последнее время было тоскливое затишье, слышны были только вопли соседского ненормального мальчишки.
Вот как раз открылась и закрылась их дверь, и Василиса Мартыновна по привычке напряглась, прислушиваясь. Никто не пошёл в туалет или душ, никто даже не двинулся по коридору, тишина говорила, что это ей послышалось.
Старушка уже хотела подойти к двери и выглянуть, как вдруг быстрые мелкие шажки пронеслись по дощатому полу коридора и затихли в конце, у комнаты 25, то есть местного хамоватого молодого алкаша, как его про себя называла Василиса Мартыновна.
Такие, как Денис Симаков, были давно ей понятны и отвратительны. Он жил в своё удовольствие, ни с кем не считаясь, водил толпу девок и спившихся друзей — таких же никчёмных, как и он сам. Девки от него сходили с ума именно потому, что он вытирал о них ноги — это был закон жизни, и, похоже, сам Денис его неплохо знал.
Мать оборванца была очень несчастливой матерью одиночкой, сгнившей от рака лет десять назад, и сыночек её возглавлял список неудачников, прозябающих в безделье и собственной тупости.
Молниеносно подумав обо всём этом, старушка проворно подошла к своей двери и бесшумно выглянула. В щель ей как раз была видна дальняя часть коридора с большой дверью в кладовку и дверью 25 и 24-й квартир. Возле двери Дениса стояла с распущенными по спине волосами её соседка, молодая мать этого Дауна или какой у него там диагноз. Секунда, и женщина исчезла за его дверью.
Василиса Мартыновна замерла от этого зрелища. Оказывается, эта невзрачная тихоня ходила к местному алкоголику и наркоману (в этом старушка была уверена, одно без другого не могло быть) за тем, чтобы поваляться в его грязной постели. Вот это да, нечего сказать — поворот событий. Дочечка ещё и мамочку переплюнет, самую откровенную и развратную проститутку, какую видела эта старая коммуналка.
Старушка вернулась к креслу и стала терпеливо ждать, чтобы хоть что-нибудь услышать или узнать, когда же бесстыжая любовница вернётся обратно.
Не идти вперёд, значит идти назад — было кредо Светы. Это она говорила себе каждый день, глядя в зеркало и видя там очень красивую и ухоженную девушку. Ей уже исполнился двадцать один год, а найти то, чего так хотелось, пока не удавалось. Но, надо отдать ей должное, в этом Света винила не кого-нибудь, а себя.
Ей нравились иностранцы, но они не были настроены на что-то серьёзное с русскими девушками, воспринимая их как мимолётное, возможно, сладкое, но увлечение, не больше. Света пыталась бороться с этим, запасть глубже, дотронуться до души, но наталкивалась на глухую стену, как будто у них не было ничего, кроме жажды денег и наслаждений, порой не совсем обычных.
Лето подошло незаметно, а это для неё означало только одно — скоро каникулы, которые не с кем провести. Подруг у себялюбивой красавицы почти не было, её почему-то сторонились популярные и звёздные однокурсницы, но Свету это не трогало. Она знала, чего хотела, и была уверена, что добьётся этого. Её целеустремлённости можно было позавидовать.
Несколько парней с курса Светы многое отдали бы только за то, чтобы покурить с ней возле университета, она знала об этом, но могла обратить внимание только на таких, как Стас Рогожин. Он учился, как и она, на последнем курсе журналистского факультета. Поговаривали, что папа побоялся отпускать его в Москву, а также поговаривали, что парень проштрафился за что-то и потому остался дома, хотя мог бы учиться в Англии или Америке.
Несмотря на свой высокий социальный статус, Стас был испорчен совсем чуть-чуть, и даже общался со Светой, вот только дальше «привет-пока» дело не заходило. Девушка не то чтобы зацикливалась на нём, совсем нет, но пристально наблюдала. Она знала, что Стас — местная звезда и знаменитость. У него была собственная группа, которая играла неплохую музыку в стиле хип-хоп, а Стас был солистом и сочинителем многих песен. Он признавался, что это только хобби, однако уже несколько раз записывался и выступал в области. Короче говоря, Стас Рогожин был звездой, быть может, и не яркой, но папа вполне мог помочь заблистать.
Свете мешали подобраться к нему его поклонницы, их было слишком много, да и весь этот шум вокруг него раздражал девушку. Она лучше бы предпочла солидного мужчину старше неё без этих павлиньих потребностей в известности.
Несколько раз ей приходилось брать у него интервью для молодёжных журналов, и то, как он держался и преподносил себя, ей не нравилось. Онзнал, что его талант замечают и превозносят, и конечно стал рано болеть звёздной болезнью.
Сегодня Света встретила его в университете в толпе девушек. Он улыбался и раздавал автографы, а случайно увидев её, отошёл от поклонниц.
— Привет! Как дела? — спросил Стас, улыбаясь почти профессионально, у него были очень ровные и красивые зубы.
Света удивилась, резко остановившись в фойе, но тут же пришла в себя, откинув волосы назад непринуждённым жестом.
Стас был одет в широкие джинсы на два-три размера больше, низко висевшие на бёдрах, свободную футболку и бейсболку с эмблемой «Нью-Йорк» на лбу.
Он окинул Свету голубыми глазами и остановился на чуть надменном и очень миловидном лице.
— Отлично, — ответила она на его вопрос и продолжила открыто, не смущаясь, смотреть прямо в глаза. Такие девушки нравились ему.
— Слушай, мне с тобой надо поболтать.
Света чуть не рассмеялась, настолько это было девчачье слово. Стас указал на улицу, и они вместе вышли в двустворчатые тяжёлые двери.
Они прошли на стоянку к его красно кричащему «Мерседесу SLK 200» и сели в машину.
— Слушай, у меня проблемы, я в полном дерьме, — откровенно признался парень. — Меня достают одни ребята, шантажируют, говорят, у них якобы есть видео, где я принимаю и распространяю наркотики. Грозятся отдать это видео прессе, всюду следят за мной. Они говорили, что журналисты, но я не знаю точно. Если это правда — я попал. Понимаешь?
Она кивнула: — Я-то понимаю, но что могу сделать?
Света очень удивилась, что он обратился к ней, а не к своему папочке.
— У меня есть план, ты мне поможешь. Я хочу сняться в антинаркотической рекламе, а потом мне нужно ещё одно интервью, где я бы рассказал, что есть много нехороших парней, подставляющих меня и всё такое.
— В общем, ты хочешь раздуть это до того, как они покажут плёнку на телевидении? А не дешевле за неё заплатить?