Став старше, он выбирал для себя самых красивых девушек и быстро понял, что это далеко не главное, хотя говорил обратное. Но с умными он общаться и не пытался, считая их занудами.
Потом в его 16 умерла мать, единственный человек, который был ему по-настоящему дорог. А последующие два года он помнил смутно, потому что сильно горевал. Приходилось подрабатывать, учиться в колледже, и постепенно пришла уверенность, что нужно идти в армию и оттуда — воевать в Чечню. Из всех своих знакомых он один с рьяным желанием уехал в самое сердце горячей точки.
И не было дня, чтобы он пожалел об этом. Потому что только там он понял цену настоящим чувствам.
Парнишек срочников отправляли в Чечню через полгода после призыва и учений в Краснодаре, а в полку они привыкли к опасности, стали даже шутить на эту тему. Денис там потерял друга, но не потому, что того убили. Парня ранило осколком в промежность, врачи сказали, что детей у него не будет, а он всегда говорил, что хотел большую семью, да и девушка его ждала.
Валёк Сакойнов. Он повесился, и для Дениса это стало вторым переломным моментом в жизни после смерти матери.
Позиция полка была рядом с селом Дышне-Ведено, и в хорошую погоду крыши домов отсюда казались игрушечными. Служба шла быстро, не приходилось задумываться вообще ни о чем, будто мир за этими сопками не существовал совсем.
Он видел полуголодных чеченских детей, которые не боялись российских солдат и приходили попросить чего-нибудь из еды. Женщины знали об этом, но позволяли своим детям клянчить и смотрели на это хоть и настороженно, но спокойно. Особенно часто к ним приходили брат с сестрёнкой — Амир и Аида. Мальчишке было лет шесть, девочке и того меньше. Они всегда держались за руки, и появлялись из сырого промозглого утра, укрывшего ущелье туманами.
Роса хлюпала под ногами, Денис был на боевом дежурстве, когда вдруг перед ним возникали дети. Он конвульсивно сжимал автомат и тёр глаза, устало спрашивая:
— Чего вам?
— Дядя, дай хлебушка, — тоном профессионального попрошайки затягивал Амир.
— Ладно, ладно, дам, только если командир услышит вас, будет плохо и вам, и мне, — Денис строго сдвинул брови, но долго у него держать этот вид не вышло, и парень тихо засмеялся. — Как дела, дети бедного Кавказа?
— Хорошо, — искренне начала девочка, а брат её одёрнул.
— Приходил Азур, сказал, что через несколько дней приедут солдаты и будет вам плохо.
Денис посерьёзнел.
— Сколько?
— Он говорил о патидисити, — неправильно произнёс мальчишка, нахмурившись.
— Ладно, спасибо, мы в расчёте.
Денис вынул из своего вещмешка два помятых сникерса, которые берёг именно для детей, когда была возможность пополнить запасы продуктов в магазинчике села.
— Сейчас дам хлеба, — бросил он и тихо свистнул. Из тумана возник заспанный рядовой Майрич. — Тащи хлеба, очень надо.
Переведя взгляд на малышку с длинными тонкими косичками на тёмной головке, Денис улыбнулся: — А как твои дела, зайка?
— Мне мама сшила красивую куклу, вот она, — взахлёб сказала она, протянув аккуратную, яркую и необычную куклу в длинном красном сарафане с белым нарисованным лицом.
— Ух ты, это лучше пластиковой, — кивнул Денис, белозубо улыбаясь.
После того, как дети ушли, Денис обо всём доложил командиру. Его не погладили по голове, но сказали, что любая информация — ценна. Тем более, она оказалась верной. Через четыре дня на их позицию напала банда боевиков примерно из шестидесяти человек. И получила подготовленный отпор.
Семь лет показались тяжёлыми, потому что в них было слишком много неподъёмного для сердца; но необходимыми, потому что казалисьнастоящими.
Денис не смог бы объяснить, что это значит. В теперешней жизни он не видел никакогосмысла. Но войска из Чечни были выведены, война официально закончена, хотя он понимал, что всегда нашлись бы разные уголки страны, где нужны опытные военные. Однако пока не спешил.
Придя домой, он начал с того, на чём закончил. С праздника и женщин. Очень и очень не хватало ему на службе женщин. За несколько увольнений в течение девяти лет он не мог согнать с тела и половины сексуального напряжения. А когда вернулся домой, почувствовал себя снова мужчиной, причём очень привлекательным для женского пола. Но эта жажда быстро исчезла, и теперь казалась глупой.
Он стал смотреть вокруг совсем другими глазами, замечая людей не как бумажных кукол со сменной одеждой. Они действительно стали волновать его. Он ясно видел их проблемы, скрытую боль и одиночество. У всех.
Держась по-прежнему холодно и непринуждённо, Денис не пускал в себя эти мысли, чётко разграничивая жизнь на войне и здесь, где люди слышали обо всём этом только по телевизору.
Но проходил месяц за месяцем, и истину, открывшуюся емутам, он стал замечать и здесь.
Денис ушёл в себя, перестал принимать бесконечную череду компаний, много курил и лишь только девушкам по-прежнему отвешивал комплименты и улыбался.
Это было незадолго до разговора с Леной. В тот вечер он понял, что его непреодолимо, необъяснимо тянет к этой девушке.
Она волновала его своими невероятными глазами, той искренностью, которая светилась в них, настолько безыскусственная и ясная, что трогало даже самую чёрствую душу; нежным запахом, который он ощущал, когда она стояла рядом, и из-за него мечталось опустить лицо в её волосы и ощутитьвсю;а после того, как Денис дотронулся до неё, ему открылось, что она намеренно прячет своё тело и свою чувственность, и это стало волновать ещё больше.
Он не знал, когда это случилось и почему, наверняка она понравилась ему с самого начала. Но после одного случая его внутренний взгляд стал неотрывно следить за Леной. До него он знал подробности её жизни вскользь, видел, насколько она скованна, и где-то в глубине жалел её. А в один из вечеров по-настоящему понял, как ей тяжело. И заступился.
Как-то в конце апреля он пошёл вечером купить сигарет и хлеба, и надолго тогда задержался на улице, вдыхая мягкий чуть влажноватый воздух и слушая звуки поездов со стороны железнодорожного вокзала. Он поворачивал туда голову и на вершине холма иногда видел огоньки отходящих и прибывающих составов. Размышлял, как далеко они едут и кого везут под своими вытянутыми крышами.
Докурив вторую сигарету, он зашёл в подъезд, и сразу же услышал громкие вопли, несущиеся из кухни. Скандалов в последнее время не было, и Денис удивился. Кому бы это захотелось по старинке выяснить отношения в общей кухне?
Рывком распахнув дверь из короткой лестничной клетки, он попал в коридор и на мгновение остановился.
Разорялась Василиса Мартыновна, злобная и противная старушонка, считавшая себя высшей кастой, принадлежащей к городской интеллигенции. Вся её комната под самый потолок была забита старыми книгами, на комодах и этажерках стояли фарфоровые статуэтки и вазы с сухими и искусственными цветами (на время проходившей здесь свадьбы всё было старательно спрятано, а мебель зачехлена полиэтиленом). И она обожала кошек. Во дворе всё кошачье отродье приходило на кормёжку и жило припеваючи, отсеиваясь лишь естественным отбором.
И, конечно, бабулька терпеть не могла детей. То ли потому, что у неё у самой их не было, то ли потому, что дети всегда третировали кошек.
В комнате у старушки не жила ни одна из хвостатых. Такой был порядок. Нов последнее времяона стала приносить одну из кошек со двора — абсолютно белую, пушистую, по-настоящему красивую, наверняка потерявшуюся и прибившуюся к их дому. Выкупав и вычесав её, Василиса Мартыновна позволила ей жить в общей кухне, постелив шерстяной плед в маленьком закутке за газовыми плитами возле комнаты 24, где жили Расоновы. Родители и тринадцатилетний брат Насти, вышедшей замуж и больше ни разу здесь не появившейся.
Маленьких детей у них в доме было мало, только Ленин Алёша и мальчик лет семи у Мироновых, Андрей, поздний ребёнок, которого очень долго ждали. Костя Расонов был очень серьёзным и тихим парнишкой, никогда не сказавшим взрослым и слова поперёк.