— Да не… Не знаю. Индейский учебник любви! Как правильно… ну… с женщиной…
— Ого! — глаза у Оли загорелись. — Дашь почитать?
Витькины глаза округлились.
— А тебе зачем? Интересно?
— Спрашиваешь! Мы тут всей квартирой «Анжелику — маркизу ангелов читали», даже по несколько раз. Когда возвращать надо было, подружке Марго на работе, пришлось корешок заклеивать. И страницы, где Анжелика с Жоффреем знакомится… А ты думаешь, нам, женщинам, ничего ТАКОЕ не интересно?
Витька отвел взгляд.
— Не знаю…
— Дурачок… — Оля потрепала его по голове. — Ты прервись, хоть на минуту выйди к девчонкам. Я понимаю: от такого… хм… оторваться сложно, но… Чтобы не было вопросов. Нарисовался, покрутился и обратно к себе!
— Хорошо!
Оля встала, хотела уже выйти, но остановилась у двери.
— Так что…? После одиннадцати…? Или, может, ты передумал? Я пойму, не заморачивайся…
Виктор подошел к ней, нежно обнял и крепко поцеловал.
— Жду!
***
Она пришла без пяти одиннадцать.
Была очень горячей и очень благодарной. Чувствительной. Отзывчивой на все Витины ласки.
Войдя в Олечку, Витька попытался вспомнить, что там было написано в камасутре? Сколько ударов, а потом перерыв?
В голове только крутилось: «газель», «газель». Полненькая Олечка на газель похожа не была, скорее, на худенького поросеночка.
В конце концов Витька плюнул на все эти попытки вспомнить, как делать ПРАВИЛЬНО, и стал делать, как ему НРАВИЛОСЬ. Похоже, он делал всё таки правильно, потому что Оля стала постанывать, тихонечко, чтоб не разбудить всю квартиру сквозь тонкие, как фанера, стены. А почти в самом конце она прижала его изо всех сил к себе, замерла.
Виктор тоже замер. Несмотря на внешнюю неподвижность, он чувствовал, как сокращается Олина вагина, пульсирует, стремительно наполняется жидкостью.
Вскоре она отпустила его:
— Я всё… Вить, давай, не сдерживайся.
Парень кончил почти тут же. Пара «ударов» и он хотел уже выйти, но Оля крепко схватила его за ягодицы:
— Нет! В меня! Хочу тепленького!
Отдышались. Витя спросил:
— Забеременеть не боишься?
— Не… У меня спиралька стоит…
Витька лег рядом с пышущей жаром любви Олей, уставился в темноте на потолок. Вначале пытался что-нибудь думать, но потом просто расслабился и отдался наслаждению послеоргазменного состояния.
Оля благодарно чмокнула его в висок.
— Пойду.
— Полежи еще…
— Тебе завтра на работу.
— Так давай засыпать. Будем спать сегодня месте… Утром тихонько вернешься к себе.
— Вить… Спасибо, конечно! Ну… это… что у нас сейчас было — ничего не значит. И ты мне ничем не обязан. Тебе ровесница нужна. Но… Нам сейчас обоим это надо. И тебе, и мне. Это же не измена! Я благодарна тебе, очень, честно-честно. Но я не хочу тебя охомутать, поверь. Я порядочная женщина. И любви ищу…
— А муж что? Бывший? Без любви? Расскажешь?
Оля помолчала. Потом прижалась всем своим горячим телом к Вите.
— Дурочка я была. Впервые познакомилась с парнем, ну, серьезно чтобы, в семнадцать, когда поступать сюда приехала. Он в автобусе ко мне подсел, рукой задел, вроде случайно: ой, девушка, у вас рука прохладная, значит — сердце горячее. А мне и этот треп романтикой показался. Я же ждала рыцаря на белом коне. А он поначалу таким и был. Поначалу. Еще и с квартирой, правда, однокомнатной и очень маленькой. И с его мамой. Ну, мама мне глаза-то и открыла. На следующий же день после свадьбы она мне утром говорит, прямо при нем: «Ну, Олька, ты и дура! Мой-то непутевый, дурак да лентяй. Думала, никогда его не пристрою, к бабе. А тут ты нарисовалась. Так удачно! Так что живи, да служи ему. И мне заодно!»
Вите стало так жалко, так обидно за нее: добрую, щедрую, настоящую русскую душой, отзывчивую.
Оля с горечью продолжила:
— Она правду говорила. Он днями лежал на диване, газеты читал, кроссворды всякие разгадывал. Детина здоровый, только не работал в жизни ни дня. Зато пожрать любил за двоих. Как и мама его, пенсионерка по инвалидности, купленной. Мне на вторую работу устроиться пришлось, я до этого в ЖЭКе дворничихой работала, чтоб быть поближе к муженьку, и чтоб времени побольше, свободного. В магазин женской одежды приняли меня.
Два года так жила. С первой работы на вторую, потом дома готовка, стирка, уборка. Они и пальцем не шевелили, что бы помочь.
А еще… не любил он меня. И душой не любил, и… по-мужски… А мне надо это было. И сейчас надо. Я ж обычная баба, как все. И цветы иногда хочется, и чтоб целовали-обнимали, глупости в ушко, как в кино…
Терпела я, терпела, и развелась. Но не сразу. Он же отказался в ЗАГСе разводиться, только через суд. Адвокат мой спрашивает: какие нам с вами поставить в иск причины для расторжения брака? Я говорю: лентяй он, не любим мы друг друга. Он отвечает — хорошо, пишу: не сошлись характерами. Но этого мало. Бил вас? Я говорю: избавь Боже, я б его урыла. Может, пьет? Я: ни капли в рот не берет. Изменял? Я: да он со мной-то не может, не то, что на стороне… Лентяй и прогульщик!
И судья спросила тоже самое.
Послушала меня, и говорит: судя по вашим словам, за ним любая побежит, только он свиснет. Я отвечаю: так я и не против, пусть свистит, пусть все побегут, я только рада за них буду. А она: а сами что же не бежите?
Я вижу, куда она клонит, понимаю, что терять мне нечего, и бухнула: в постели он меня не удовлетворяет!
Тут мамочка его вскакивает: как же не удовлетворяет, если так стонешь? Зал чуть не упал. Посмотрела судья на мамочку и спрашивает у меня: а это кто? А я скромненько так: мама это его.
Через полчаса я уже разведенкой была.
В тот же день из квартиры своего рыцаря и его "белой" лошади съехала. В общаге у подруги месяц перекантовалась, а потом на работе в ЖЭКе мне эту комнатку дали. А, еще судья мне телевизор от бывшего присудила. Посчитала совместно нажитым имуществом. Только, как и мой бывший благоверный, он не работает.
— Сделаем, — прошептал Виктор и поцеловал бедную Олечку. — Всё будет хорошо!
Глава 17. Коммунальный самиздат
Через два дня, выйдя утром на кухню, Витька застал соседок, читающих подозрительно знакомые листы бумаги.
— Витя! — обиженно встретила парня Света, — ты скрывал от нас такую интересную… книгу!
Тот укоризненно посмотрел на Олю. Женщина с улыбкой развела руками:
— Прости, Вить, от этих тёток… разве что-нибудь спрячешь?
— Нечего от нас такие «трактаты» прятать! — заявила Марго, оторвавшись от чтения и помешав пригорающую в кастрюльке кашу из геркулеса. — Только это не индейское, дурачки! Индийское! Сейчас вообще в моде всё индийское!
— Да, девчонки! — поддержала Людочка. — У нас один старшекурсник рассказывал, что есть такой же самиздат, только про йогу! Это такая гимнастика! Правда, я сама не видела…
— Да-да, — подтвердила Марго. — А еще была передача «Очевидное-невероятное», и в ней Капица показывал документальный фильм, не наш, «Йоги — кто они?»
— А я индийское кино обожаю, — закатив голубые глазки, томно протянула Людочка, — «Зита и Гита» — кино на все времена, да, девчонки? Семь раз смотрела!
— Ладно, соседки… — молчавшая до той поры Наташа помахала листком с плохо пропечатанным текстом, — так же читать невозможно. Почти ничего не видно.
— Что ты предлагаешь? — спросила Людочка.
— Кто умеет печатать?
Все промолчали.
— Ладно, — сказала Наташа, — я сама умею. Но не очень быстро. Свет! У вас в поликлинике машинка печатная есть?
Светка задумалась. Потом обрадовано вспомнила:
— У заведующей стоит.
— Сможешь ее на выходной принести?
— Без проблем. Я с Натальей Ивановной — вась-вась… Познакомила ее там… с одним… Антоном Павловичем. Она до сих пор меня благодарит!