Параллельный, хотя и более туманный, переход от принуждения к поощрению предвещает дискуссия, широко распространившаяся и продолжающаяся со времени партийного съезда в 1961 году. Она касается характера эволюции от «диктатуры пролетариата» к «общенародному государству» будущего. Здесь речь идет главным образом о постепенном переходе материально-бытовых воспитательных и иных повседневных функций из-под непосредственного контроля государства в ведение «добровольных обществ». Начало этому положено в ряде городов, где созданы общества родителей и учителей, ставящие своей целью активизировать роль отцов и матерей в улучшении работы и жизни школ. Точно так же районным и городским Советам рекомендуется организовать группы добровольных инспекторов, часто из пенсионеров, которых становится все больше. Эти инспекторы проверяют состояние жилищ, работу учебных заведений, торговой сети, санитарной и других служб.
Приведут ли эти усилия к улучшению деятельности косного и бездушного бюрократического аппарата, пока неясно. Но они важны в психологическом отношении, ибо дают зня-чительному количеству образованных граждан ощущение участия £ улучшении жизни народа. Таким образом, предлагаемые изменения призваны способствовать частичному «отмиранию» государственного аппарата. Нет, однако, никаких признаков «отмирания» всемогущей и «всенаправляющей» коммунистической лартии. По-видимому, она будет действовать более гибко и прямо через «организации граждан», а не посредством жесткого и формального контроля бюрократического аппарата.
Перемены поелесталинекого периода проявились более глубоко в области государственной безопасности. Здесь отмечаются улучшения. Функции следствия, обвинения, судопроизводства и наказания, которые долгое время были сосредоточены в руках политической полиции, теперь в значительной степени распределены. Люди стали меньше бояться произвольных арестов и наказаний, хотя советский режим сохранил и время от времени осуществляет свои широкие полномочия в смысле репрессирования инакомыслящих и критиков, преступающих установленные пределы. Так или иначе атмосфера всеобщего страха заметно изменилась по сравнению с тем, что было в последние годы жизни Сталина. Некоторые официальные лица и комментаторы порой открыто высказывают сожаление и тревогу по поводу того, что граждане уже не боятся распространять критические анекдоты и слухи, враждебные режиму.
Осуществленные при Хрущеве перемены привели также и к увеличению разнообразия тем в литературе и кино, к более реалистической их трактовке. Эти послабления — их нельзя (назвать свободой в подлинном смысле слова — служат в значительной степени укреплению престижа и популярности Новой атмосферы. Подчеркиваются жестокости периода «культа личности», которым противопоставляются более гуманные и рациональные методы хрущевского правления. Несколько месяцев в «аппарате» обсуждался вопрос, печатать ли произведение Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и тем самым наконец проинформировать народ о страшной действительности широко разветвленной системы лагерей принудительного труда. Книга была издана после личного вмешательства Хрущева.
Трудности, испытываемые новыми руководителями в деле разграничения того, что выгодно для их политики и поэтому может быть разрешено, и иных действий и проявлений, выходящих за допустимые рамки, видны на примере колебаний в отношениях Евтушенко с высшими деятелями партии. Его полное горечи стихотворение «Наследники Сталина» по личному указанию Хрущева в октябре 1962 года было опубликовано в «Правде», получив таким образом высшее признание. Через какие-нибудь несколько недель Евтушенко напечатал свою «Биографию преждевременно созревшего человека» в Париже, не представив ее на обычный просмотр партийным инстанциям. Это было достаточно серьезным нарушением дисциплины. Но кроме того, хотя этот рассказ о своей жизни был проникнут духом советского патриотизма, он утверждал личное и всеобщее человеческое право выносить моральные оценки в противоположность партийной монополии определения «истины».