Нельзя понять фашистскую революцию, если видеть ее только в негативном аспекте или судить о ней только по периоду гегемонии национал-социализма в конце 30-х годов. Миллионы людей смогли осуществить благодаря ей свою потребность в деятельности в сочетании с самоидентификацией: им казалось, что она воплощает в себе их представления о бесклассовом обществе. Признание иррациональной сферы открыло человеку новые пути к его собственной сути и сделало его одновременно членом стихийно возникшего, а не искусственно созданного общества. Буржуазная молодежь шла в рады фашистов, потому что в ее глазах это было позитивным решением проблем промышленного и городского общества.
Правда, в конечном счете верх одержала негативная сторона фашизма. Как можно было сдержать динамику активистов, если «вечные истины» победили? Как могла литургия заполнить пустоту программ, составленных так, чтобы удовлетворить всех? Ответом была война против международного врага. Традиция расизма. Другое решение лежало в области внешней политики. Активизм можно было обуздать, направив его на внешний мир. Гитлер мечтал о своей новой Европе, Муссолини — о «Марс Нострум», Перон — о господстве Аргентины в Южной Америке, а в Восточной Европе было достаточно «ирредент».
«Новый человек», о котором мечтал фашизм, пошел навстречу своей гибели и стал жертвой динамики, которую, в конечном счете, не удалось в достаточной мере обуздать. Мечта превратилась в кошмар.
Глава 3. Сущность французского фашизма
Роберт Дж. Сауси
В 1961 году Морис Бардеш, французский писатель, который до войны был фашистом, опубликовал провокационную новую работу под названием «Что такое фашизм?» Бардеш откровенно признавал, что по-прежнему остается приверженцем фашизма, и утверждал, что фашизм, особенно в его французском варианте, был идеологией, совершенно неверно понятой, оклеветанной и несправедливо забытой. Настоящий фашизм, утверждал он, был не более жесток, чем демократическая или марксистская идеология, которые его осуждают. Зверства немцев во время оккупации ими Франции были, большей частью, следствием военных условий и необходимости вести борьбу с партизанами; кроме того, союзные войска совершали такие же преступления в отношении немецкого гражданского населения. Далее: настоящий фашизм нельзя отбрасывать вместе с расовой политикой нацистов и их практикой массового истребления людей — эти аспекты немецкого национал-социализма были отклонениями от основ. Так как общественность разучилась понимать, что такое фашизм в действительности, — говорит Бардеш, — люди не замечают, что фашизм сегодня быстро возрождается во многих частях света, включая Францию, хотя, поскольку само это название стало одиозным, этот феномен существует теперь под другими именами. Такие неофашисты, как Насер в Египте и молодые технократы во Франции, т. е. люди, которые снова хотят соединить национализм и социализм, редко ассоциируются с идеологией, дискредитированной если не в теории, то на практике. Так что сегодня в мире есть тысячи молодых людей, которые являются фашистами, сами того не зная.
Независимо от слабых или сильных сторон анализа Бардеша, он снова поднимает основную проблему, которая стоит перед историками современной Франции. В чем, собственно, заключалась сущность французского фашизма, как до, так и во время Второй мировой войны? Каковы были его основные или преобладающие признаки? Бардеш сам указывает на одну из главных трудностей при изучении этой цели: большое разнообразие и многообразие движения. Это, может быть, касается фашизма во Франции больше, чем в других странах, потому что он никогда не был представлен единой централизованной партией. Вместо одной фашистской партии их было несколько, начиная с организации «Фесо», основанной в 1925 г. Жоржем Валуа, и вплоть до Парта Попюлер Франсез (ППФ) Жака Дорио, основанной в 1936 г. Противоречия и идеологическая путаница сохраняются и в тех случаях, когда историки ограничиваются в своем анализе двумя крупнейшими французскими фашистскими движениями 30-х годов, ППФ Дорио и РНП (Рассамблеман Насьональ Попюлер) Марселя Деа, взглядами «Же сюи парту», одной из ведущих фашистских газет Франции или известными интеллектуалами из числа французских фашистов, такими как Робер Бразильяк и Пьер Дриё Ла Рошель. Тем не менее, даже при таком сложном феномене, как французский фашизм, возможны обобщения, можно найти общий знаменатель.
До сих пор лишь в немногих исторических исследованиях, которые пытались охарактеризовать довоенный фашизм во Франции, был поставлен ряд вопросов, важных при работе над этой темой1. Действительно ли французский фашизм коренился во французских политических традициях или он был всего лишь идеологией, заимствованной из-за рубежа? Почему до и во время Второй мировой войне он играл второстепенную роль на французской политической сцене, — может быть, именно потому, что он не был отечественной философией? Имел ли он тесные связи с традиционным французским консерватизмом (точнее, консерватизмами) или был чем-то совершенно особым? Были ли его цели, в основном, националистическими или европейскими? Отличался ли он значительно от немецкого национал-социализма, и если да, то почему многие французские группы во время войны сотрудничали с немцами? И, наконец: имел ли французский фашизм идеологию, четко определенный ряд политических, социальных и экономических целей, или он был, как иногда утверждают, своего рода лихорадкой, смятением чувств, не подкрепленных никакой доктриной? Некоторые ученые считают, что фашизм был своего рода романтизмом, основанным на «эстетическом» отношении к политике, отношении, в котором не было ни разума, ни реализма, и, следовательно, французский фашизм вряд ли можно рассматривать как серьезную идеологию.
Несомненно, изо всех этих вопросов трудней всего решить проблему происхождения французского фашизма. Рене Ремон в своей книге «Правые во Франции» считает фашизм феноменом, совершенно чуждым французским политическим традициям. Большинство т. н. фашистских союзов 20-х и 30-х годов в действительности не были фашистскими, а были по своему характеру и своим идеям ближе к более ранним националистическим движениям, бонапартистскому и буланжистскому, чем к «современным иностранным». Волнения 6 февраля 1934 г., которые многих заставили тогда говорить о фашистской опасности, в действительности больше походили на «буланжистскую агитацию, чем на поход на Рим». Как пишет Ремон, было несколько организаций, которые копировали итальянский или немецкий фашизм скучным и лишенным фантазии образом, также как «Франсизм», «Солидарите Франсез» и ППФ, но их неспособность найти поддержку у масс уже доказывает, насколько чужд был фашизм французскому мышлению. Только ППФ Дорио, основанная в 1936 г., имела довольно много приверженцев, но и она оставалась сравнительно слабой. «Так что до 1936 года ничто не оправдывает легенду о французском фашизме», — заключает Ремон2.
Этот анализ имеет ряд недостатков. Прежде всего, он не учитывает заявления ведущих французских фашистских авторов, которые признавали свою идеологическую зависимость от таких мыслителей, как Сорель, Пеги, Баррес, Прудон, Латур дю Пен и Моррас. Как заявил один французский национал-социалист: «Наше учение уходит своими корнями в почву Франции». С другой стороны, такие французские фашисты, как Марсель Деа, откровенно признавали, что их фашизм имеет и «европейскую» сторону, что он является частью всеобщей революции, не знающей границ, и что кое-какие подражания действительно имеют место. Может быть, и так, но нельзя забывать о многих интеллектуальных предшественниках фашизма среди французских мыслителей еще до 20-х годов. Как показал Юджин Вебер, национал-социалистические и фашистские идеи во Франции имеют долгую историю; их можно обнаружить в политических кампаниях Мориса Барреса на грани двух веков и даже у якобинцев времен Французской революции3.
Разумеется, среди бесчисленного множества представлений, которые связывают с фашизмом, мало специфически нефранцузских. Антисемитизм явно не был чем-то новым для нации, пережившей дело Дрейфуса; то же самое можно сказать об антипарламентских, антиинтеллектуальных и авторитарных настроениях, о культе героев и об оправдании политического насилия. Хотя эти представления восходили к временам бонапартизма, буланжизма и т. п., они не становились из-за этого менее протофашистскими, так как эти движения посеяли семена позднейших движений, в том числе и фашистских. Если на французский фашизм влияли другие виды фашизма, то он имел и свое национальное прошлое, а иностранные влияния лишь подкрепляли уже имевшиеся во Франции взгляды. Тот факт, что фашизм не получил во Франции массовой поддержки, не может служить доказательством того, что эта идеология была чуждой данной стране. Политическая партия не нуждается во всеобщей поддержке, чтобы уходить своими корнями в различные политические традиции страны. Иначе и партию Гитлера можно было бы счесть «не немецкой», поскольку до начала экономического кризиса она не имела массовой поддержки.