Второй выход — уступки косной, не понимающей своего счастья человеческой природе. Совершаемые против воли, нехотя, со скрежетом зубовным. Разумеется, временные — но мы-то знаем, что нет на свете ничего более постоянного, чем временное:
«Стремясь к равенству вознаграждения за всякий труд и к полному коммунизму, Советская власть не может ставить своей задачей немедленного осуществления этого равенства в данный момент, когда делаются лишь первые шаги к переходу от капитализма к коммунизму. Поэтому необходимо еще сохранить на известное время более высокое вознаграждение специалистов, чтобы они могли работать не хуже, а лучше, чем прежде, и для той же цели нельзя отказываться и от системы премий за наиболее успешную и особенно организаторскую работу.
Равным образом необходимо ставить буржуазных специалистов в обстановку товарищеского общего труда, рука об руку с массой рядовых рабочих, руководимых сознательными коммунистами, и тем способствовать взаимному пониманию и сближению разъединенных капитализмом работников физического и умственного труда».
Как очень быстро выяснилось, более высокое вознаграждение на известное время необходимо сохранить не только нужным новой власти буржуазным специалистам — но и красноармейцам, и рабочим с крестьянами. И даже, как это не удивительно, высокопоставленным членам Коммунистической Партии.
Так «военный коммунизм» — попытка перейти к коммунистическим отношениям сразу, декретом, «кавалерийская атака на капитал», по определению В. И. Ульянова (Ленина) сменился НЭП’ом — Новой Экономической Политикой, временным возвращением к прежним, частно-рыночным отношениям.
Так в Советском Союзе сохранилось такое понятие, как заработная плата, а успешным работникам платили премии. Во время Великой Отечественной Войны платили солдатам за подвиги — за подбитый танк или самолёт, за пленённых солдат противника. А самая престижная советская награда, знаменитая Сталинская премия, по слухам, учреждённая Сталиным из личных средств, помимо значка, диплома и уважения окружающих, включала и сто тысяч рублей деньгами. Для сравнения: рабочий в те времена зарабатывал примерно сто пятьдесят — двести рублей в месяц, инженер тысячу — полторы тысячи рублей в месяц.
Момент вовсе не праздный — в Советском Союзе существовали целые категории граждан — крестьяне-колхозники, солдаты срочной службы и мобилизованные трудармейцы, не получавшие заработной платы вовсе.
Так в Советском Союзе сохранилась традиционная семья с детьми, папой и мамой, дедушками и бабушками. А за разврат, за беспорядочную половую жизнь, «за аморальное поведение», как говорили в те времена, сурово наказывали не только рядовых граждан, но и высокопоставленных членов Коммунистической партии.
Были в своё время и разного рода «брачные коммуны», «теория стакана воды» — к которой никакого отношения не имеет упоминавшаяся ранее Александра Коллонтай — но продержались такого рода перехлёсты по историческим меркам недолго. Было общество «долой стыд», члены которого появлялись голыми в общественных местах — в зависимости от соотношения сил, тогдашних обыватель или весьма резво от них бегал, или не менее резво их бил. Был наделавший много шуму, а потом начисто забытый «Декрет об обобществлении женщин», обнародованный в 1918 году в Саратовской и Вятской губерниях. Впрочем, рассказывают, что это был вовсе не «пробный шар» новой власти, а идиотская, в духе автора «Бравого солдата Швейка» шуточка редактора издававшейся в Саратове анархистской газеты.
Так в Советском Союзе граждане сохранили право на личное пространство — на собственное жильё, квартиру или дом. Жильё можно было даже купить, вступив в жилищный кооператив — ныне такие кооперативы называются «товарищества собственников жилья». Были в своё время и коммуналки — но к жизни их вызвала разруха после Гражданской и Великой Отечественной войн, а не сознательная политика Партии и Правительства.
Даже такой убеждённый ленинец, как Никита Хрущёв, отобравший у колхозников скот и приусадебные участки — пусть больше времени отдают работе в общественном секторе, а молоко и овощи покупают, а с наступлением коммунизма и получают бесплатно в колхозной лавочке, начал массовое строительство не домов «обобществлённого быта», проекты которых время от времени появлялись, а не слишком удобных, малогабаритных, но всё же отдельных квартир.
А при Брежневе, несмотря на яростное сопротивление ортодоксов, справедливо боявшихся возвращения частной собственности, гражданам Советского Союза было позволено владеть и землёй — личными садовыми участками площадью в шесть сотых гектара, знаменитыми «шестью сотками». Эта «частная собственность» была связана массой ограничений и запретов — нельзя строить капитальный дом, нельзя строить утеплённый дом с печкой, нельзя продать участок без разрешения садового товарищества. Но, несмотря на упомянутые ограничения, это было личное, собственное земельное владение, которым распоряжалось не государство, не общество, не трудовой коллектив предприятия, а конкретно данный гражданин.