И таким образом социальное или временно, или инобытийственно, и если оно временно, то язык и миф рождаются по собственным временным законам, которые могут быть понимаемы как объекты. Если социальное есть сфера инобытия, тогда всё что не относимо к власти как социальное (предполагая что существует таким образом два полюса социального) есть временное-социальное, то есть лишённое власти, вневременного инобытийствования. Первый случай допускает наука, утверждая о времени и проистекающих закономерностях в ней. Второй случай тотально или частично утверждает о, как минимум, вневременно-социальной природе возникновения власти, а как максимум о множестве категориально-вневременных пространственных сфер проистечения Бытия, что в отношении с представлением о человеке не как во времени возникшем, но как возникшем вневременно, сподвигает на радикальные суждения о языке и мифе. Например рассуждения о том, является ли язык и миф инструментами власти порождённым социальным-вневременным или временным позволит прийти к вопросу о том, что если это социальные-вневременные инструменты управления сферой времени, могут ли они тогда быть инструментами управления и других сфер бытия, что невозможно рассудить в том случае, если язык и миф сотворены и существуют по временным законам.
Мифологика власти
И куда уж радикальнее в рассуждении допустить, что власти не существует, и не в смысле существования безвластия во времени, а как вневременного безвластия.
Известно, что власть нисходит во время посредством магии, а значит всё, что не есть магия есть временное состояние безвластия, и в этом случае безвластие есть состояние, в котором не были задействованы язык и миф в утверждении Себя над самим собой. Получается, что безвластие есть перманентное состояние природы, то есть безвластие есть власть в себе, а не над собой, то есть сама субстанция. В этом смысле мы рассуждаем о безвластии как природы, который рассматривает закон не как Над, а как В себе, учреждающий саму онтологию бытия. То есть состояния власти и безвластия есть лишь формы отношения установленного закона к субъекту, где по факту главным принципом различения власти от безвластия является ответ на вопрос, вопрошающий о жизнеутверждающей силе закона, в котором проистекает безвластный.
Здесь магия из себя предстаёт уже такой формой ритуализированной практики, которая в действии отвергает законность природного безвластия, то есть которая по факту устанавлвивает беззаконную, то есть надприродную властность. Здесь же получается, что раз безвластие установлено в самой природе как формы жизнеутверждающего понятии закона существования в себе, то значит и такое следствие, что власть существует только в понятии отношения к ней, то есть суть власть и безвластие есть лишь полюса отношения к жизни, и если безвластие узаконено природой, то власть узаконена лишь по причине установления понятия “отношения”, из чего следует факт происхождения власти из социального бытия. Если же понимать субстанцию как самодвижение в себе, тогда и природа (т. е. субстанция) утверждается как континуум, без которого сама природа существовать не может. Можно сказать, что природа есть утверждение тотального властвования закона временного становления над законом вечности, то есть утверждающая вечность континуума.
Так как именно с помощью магии мы смогли установить понимание того, что есть “власть природы”, то здесь наш властный опыт предстает перед самим тяготеющим взглядом этой самой природы лицом к лицу. Известно, что с помощью проблемы магии мы добились успеха в установлении политического равенства двух властных сил, то есть сил Над-собой и в-Себе, то есть Человека и Природы. По факту же заслугой магии выступает не столь форменное выражение человеческой власти, сколько организации освобождения Вечности из плена Природы, что есть утверждение о равенстве двух законов времени, нежели фактическим наделением властных полномочий становления над вечным. То есть акт магии по факту наделяет человека властью по той причине, что он высвобождает вечное и которым он обладает на тех же полномочиях, как и обладает становящимся. Такое властвование в становящемся времени природы и человека есть по факту некоторое перетягивание каната обладания мифом, где противопоставимой силе человека выступает сам язык; “язык как миф” есть сила природы, “язык и миф” есть сила мага.