Опуская в собственном внимании известные суждения о том, каким именно образом здесь можно выйти из ситуации фривольного выражения форм власти, так как этого и не требуется по причине высказанного ранее, а именно, во-первых, что всякий человек есть человек политичный без социальной необходимости, и во-вторых, что человек будущего есть человек победивший Дух и потому сам язык выражения власти с отказом от всякой тотальности власти и, как следствие, всякого государства и потому геополитики, здесь следует рассмотреть иную форму власти от Бога, то есть власти целиком самосознающей собственную скоротечность и угасание, то есть утверждающую себя как ту самую силу, которая сильнее и выше власти от Бога как (в данном случае) государства, то есть которая утверждает, что её власть есть от самого времени и пространства. Такие «временные» формы Божественной власти истекают из, что очевидно, временных социальных организаций, хаотично-самоутверждающихся и исчезающих, стоит им лишь исполнить то политическое действо, во имя чего оно было выражено. Можно сказать, что как всякий человек политически-властен и потому могущий исполнить политическое действие в акте искусства, познания или самой социальной политике, так и всякая социальная, а потому и политическая организация обладает властью в себе самой с момента её возникновения и до момента её снисхождения в небытие по причине собственной свободы от, прежде всего, себя же самой в мире иных отделённых от себя же социальных организаций сосуществующих одновременно и задающих контекст, в отличии от той «статичной» государственной формы, утверждающей свой закон как бы во вневременное, о котором уже было сказано ранее как о необусловленном самодурстве властных структур.
Понятно, что контекст, формирующийся временными социально-политическими организациями, что черпают собственную власть из силы мифа их породившего и ими порождающего иные мифы, то есть по факту из самой субстанции метамифа есть некоторая невоспринимаемая обыкновенным эмпирическим методом структура, гармонично в себе существующая и претворяющая собственную волю в социумах и каждом конкретном индивиде. Эта метамифологическая структура власти, как нетрудно догадаться, сосуществует параллельно с иной структурой, уже отграниченной языком программирования, то есть человеком, то есть по факту метасоциальной структурой власти; если игроки в карты собираются вместе на участие в социально-политическую организацию для проведения карточной игры сосуществуя параллельно с иными игроками в карты и игроками в принципе, так и коммунмаркетполисы сосуществуют в себе и параллельно с иными коммунмаркетполисами. Однако же здесь следует понимать, что некоторый игрок «а» не только может играть в несколько игр одновременно, но и сами игры в собственной структуре могут сообщаться между собой как части единого метаигрового контекста.
Этот метаигровой контекст известен; понятно, что языки программирования посредством которых были организованы различные искусственные интеллекты ответственные за инаковость права в организации отличных коммунмаркетполисов не позволяют утверждать о тождественности их также, как не позволяет утверждать о тождественности правил различного множества карточных игр, однако полная свобода индивидуума позволяющая участвовать в нескольких различных играх одновременно (или можно рассмотреть вариант не идеальной одновременности, но хотя бы потенциальной мобильности) обеспечивает некоторую добавочную продолжительную сохранность «временной» социально-политической организации посредством текучки социального капитала.